Лицемер. Становление (джен)

Закусив рукав новой мантии, Невилл прижимался лбом к полированной поверхности двери и старался подавить рвущиеся из горла рыдания.

— Ох, Элджи, я, право, не знаю, что делать, — жаловалась родственнику Августа Лонгботтом, не забывая отпивать из бокала с коллекционным вином из старых запасов покойного супруга. — Мальчик сквиб, кажется, это уже не подлежит сомнению.

— Не торопись с выводами, дорогая Августа, — возражал Элджернон, впрочем, голос его звучал совсем неуверенно, словно произнесённые слова были не более чем данью воспитанию.

— Она и не торопится, — красивый голос тёти Энид Невилл бы узнал где угодно, потому что от его холодности у него каждый раз ныли зубы, — ребёнку уже восемь лет, а магии в нём, как в этом бокале — волшебники создали, волшебство окружает, но сам он — ни грана волшебства.

Подавив очередной всхлип, Невилл молча глотал слёзы. Будь он похрабрее, он бы убежал. Куда угодно, лишь бы там его не ненавидели. А в том, что бабушка Августа внука ненавидит и стыдится, Невилл ни секунды не сомневался, иначе она ни за что не стала бы издеваться над ним, оскорблять, и не поминала бы через слово, как он не похож на своего героического отца Фрэнка.

Невилл почти не общался с другими детьми — миссис Лонгботтом не желала демонстрировать ущербность внука, — но и тех нескольких раз, когда он оказывался в чужих домах, было достаточно, чтобы понять, что бабушкина холодность — не то, что является нормальным отношением к детям в других семьях. Невилл не завидовал, веря в свою никчёмность и понимая, что такой ребёнок — сквиб — никому не нужен, и всё же менее обидно ему не становилось: он же не виноват, что магия не желает в нём просыпаться!

Периодически в Лонгботтом-мэнор приходили гости — друзья леди Августы, — и тогда в жизни Невилла начиналась чёрная полоса. Двоюродный брат дедушки, Элджернон Лонгботтом, был вполне терпимым и особо не наседал на Невилла, а вот тётушка Энид, родная сестра Августы — эта особа нещадно третировала сквиба. Каждый раз после её визита Невилл подолгу рыдал в своей комнате от обиды, а порой и от боли в руке, которую цепкие пальцы Энид сжимали во время разговора, или щеках, за которые она его щипала, когда ей казалось, что он недостаточно внимательно слушает или слабо старается. А ещё после таких визитов поведение бабушки Августы становилось холоднее и нетерпимее, а сравнения не в пользу Невилла — чаще.

Поэтому сегодня, едва заслышав голос Энид Розье в гостиной, Невилл попытался убежать и был перехвачен на полпути к спальне, после чего сопровождён в гостиную, где, получив приказ стоять на месте, в течение получаса выслушивал оскорбительные предположения об отсутствии кровной связи с семьями Лонгботтом и Розье, из которых веками выходили сильные волшебники. Возражать он не посмел, терпеливо снося всё, а закончилось это очередной попыткой пробудить в нём магию, от которой Невилл чуть не начал заикаться.

В конце концов он не выдержал и убежал, расплакавшись от страха и обиды, но успокоиться ему не дали: послали домовика с приказом явиться обратно.

Набираясь мужества перед возвращением, Невилл стоял под дверью и невольно слышал разговор пожилых родственников. Каждое слово раскалённым гвоздём впивалось в его душу, каждое оставляло после себя кровоточащую царапину — не большую, но — их было слишком много, чтобы можно было отмахнуться и не обращать внимания.

— Невилл! — усиленный магией голос Августы разнёсся по мэнору, и Невилл вздрогнул всем телом.

— Я уже здесь, бабушка, — одной рукой стирая слёзы, другой Невилл толкнул дверь, переступая порог гостиной.

— Кажется, мы придумали, как пробудить в тебе магию, — с торжествующей улыбкой сообщила Августа.

Горящие предвкушением глаза тёти Энид и отведённый взгляд дяди Элджи лишь подчеркнули, что план Августы не сулит Невиллу ничего хорошего. Но расспрашивать, а тем более возражать, он не посмел. Вздохнул, замер посреди комнаты, опустив голову, и приготовился с честью принять очередное испытание.

* * *

Уйти ему не разрешили. Несколько часов Невиллу пришлось тихонько просидеть в углу дивана, пока взрослые вспоминали каких-то знакомых, обсуждали неизвестные Невиллу события, плевались на какие-то решения Министерства… Он отчаянно надеялся, что про него забудут, и не придётся снова проходить через пугающе опасные попытки пробудить в нём магию, но, разумеется, ему не повезло.

— Невилл, ступай к себе, — заметив сжавшегося внука, велела Августа. — Завтра нам нужно будет рано встать, если мы хотим успеть всё сделать.

— Спокойной ночи, бабушка. Спокойной ночи, тётя Энид, дядя Элджи, — поспешно вставая, вежливо попрощался Невилл, даже не став спрашивать, о чём именно говорила Августа: они все считали его слишком маленьким и глупым для того, чтобы что-то объяснять.

— Спокойной ночи, Невилл, — в разнобой пожелали взрослые, и он наконец-то оказался предоставлен сам себе.

О том, чтобы заснуть, не шло и речи. Пренебрегать бабушкиными словами он, конечно же, не стал, послушно переоделся, почистил зубы и забрался под одеяло, но сна не было ни в одном глазу. После того, что случилось утром, Невилл боялся даже подумать, что могут измыслить возбуждённые азартом и алкоголем фантазии пожилых родственников. Видимо, падения из окна им показалось недостаточно, а ведь магия всё же в Невилле проявилась — он ведь не разбился насмерть о каменные плиты, которыми была выложена дорожка, куда он упал. Вот только радость бабушки была кратковременной: отскочивший от земли внук приземлился в кустах, и, когда взрослые с восторгом решили проверить его магический потенциал, заклинание показало то же, что и до опыта дяди Элджи — то есть почти ничего.

Полдня Невилл рыдал от страха, потом его напоили успокаивающим зельем, и истерика пошла на спад, но страх никуда не делся. Вторую половину дня он молча сидел в гостиной под присмотром родственников, пытаясь предугадать их следующих шаг…

Он всё-таки уснул, и снились ему натуральные кошмары с отрубленными головами домовиков, пропалёнными дырами на родовом гобелене, брезгливыми гримасами тёти Энид и бабушки, с которыми они старательно выжигали очередное имя — имя Невилла.

Будильные чары, установленные бабушкой, пока он спал, вырвали Невилла из пучины кошмара с колотящимся в горле сердцем. Сделав несколько рваных вдохов, он натянул одеяло на голову и беззвучно заплакал.

— Хозяйка ждёт маленького хозяина на завтрак, — сообщила эльфийка и, грохоча деревянными сандалиями, принялась мелькать по комнате, стирая несуществующую пыль с горизонтальных поверхностей.

Шмыгнув носом, Невилл потёр глаза, стирая следы слёз, и выбрался из-под иллюзорной защиты одеяла на свет. Эльфийка хмуро на него взглянула — очевидно, разделяя негодование миссис Лонгботтом по поводу никчёмного наследника-сквиба, — и Невилл понял, что скрыть утренние рыдания не удастся.

Пятнадцать минут спустя, умытый и благопристойно одетый, он вошёл в столовую.

— Доброе утро, бабушка.

Августа не удосужилась вербально приветствовать внука. Хмуро взглянув на него, она кивнула и указала на место за столом — слева от себя. Невилл покорно занял его и уткнулся в тарелку, ожидая, пока эльф наложит овсянку.

— На твоём месте я бы ограничилась чаем, — произнесла Августа. Невилл недоумевающе поднял взгляд, и она пояснила: — Тебе ещё не доводилось перемещаться порт-ключом, поэтому ты не знаешь, что многих первые разы тошнит.

— Мы куда-то идём?

— Именно.

— Куда? — неуверенно поинтересовался Невилл, не зная, можно ли проявлять настойчивость.

— Скоро узнаешь, — протянула Августа, и Невиллу показалось, что в её глазах сверкнуло злорадство.

Напуганный и тоном, и скрытностью, и самой очередной попыткой пробуждения в нём магии, Невилл даже чай не смог выпить — от страха тряслись руки. Августа никак не прокомментировала поведение внука, лишь досадливо поморщилась; завтрак прошёл в тишине.

Сбегавший за мантией Невилл застал Августу у камина. Проглотив вопрос об изменении планов, он приблизился и вопросительно уставился на бабушку.

— Святой Мунго! — бросая гость летучего пороха в пламя, произнесла та, одновременно и отвечая на невысказанный вопрос, и подталкивая внука к зелёному огню.

Невилл покорно сделал шаг вперёд, и его закрутило пространственное перемещение.

Вывалившись в холле волшебной больницы, он поспешно поднялся на ноги и принялся отряхиваться, старательно гоня прочь мысли о причине незапланированного визита к родителям. О самих Алисе и Фрэнке Лонгботтомах Невилл предпочитал не думать.

Следуя за величественной фигурой Августы, он шёл по коридорам Мунго, настраиваясь на тягостное зрелище. Эти визиты происходили несколько раз в год по утверждённому бабушкой расписанию: дни рождения Фрэнка и Алисы, и восемь праздничных дат в соответствии с Колесом года. К каждому Невилл подолгу морально готовился, настраивая себя на спокойствие и отстранённость; после каждого подолгу приходил в себя. Он не понимал, какой смысл раз за разом ходить в Мунго, если родители даже не узнают его, не помнят и не понимают, кто и зачем их навещает. Что бы Августа ни говорила об обязанностях сына, Невилл так и не смог смириться с такими родителями и полюбить их.

В палате было светло и пахло чем-то неприятным, но Невилл даже не поморщился: знал, что бабушка заметит гримасу и не преминет указать на её неуместность, да и привык. Алиса играла с цветными бумажками, как совсем маленький ребёнок, Фрэнк безучастно смотрел на стену перед собой. Невилл сглотнул и отвёл взгляд.

Цепкие пальцы Августы впились в плечо внука:

— Смотри! Смотри, мальчик, это твои родители!

Слова причиняли большую боль, чем ногти, даже через мантию проникающие под кожу.

— Будь ты старше, будь ты магом, ты сумел бы защитить их!

Невилл всхлипнул от боли, но упрямо удерживал взгляд в стороне от пациентов.

— Будь ты магом, ты бы смог отомстить!

Не будь ему так больно, возможно, слова оказали бы больший эффект, но всё внимание Невилла было сосредоточено на том, чтобы не расплакаться — бабушка терпеть не могла, когда он проявлял слабость.

Он даже не сразу заметил, как пальцы Августы разжались, отпуская многострадальное плечо, и её ладонь ухватила его за запястье, потащив к выходу.

— Ты уверена, что поступаешь правильно?

Погружённый в жалость к себе, Невилл только сейчас осознал, что они успели спуститься из отделения Недугов и даже покинуть Мунго, и теперь находятся в каком-то тёмном переулке. Откуда взялась тётя Энид, он так и не понял.

— Это последний шанс, — не обращая внимания на заторможенность внука, решительно произнесла Августа. — Если и это не сработает, придётся смириться, что… — Августа резко замолчала, бросила взгляд на Невилла и со вздохом покачала головой: — Я в отчаянии, сестра.

Тётя Энид успокаивающе улыбнулась и ободряюще сжала плечо Августы.

— Я обо всём договорилась, — сказала она, вкладывая в руку миссис Лонгботтом порт-ключ, — вас будут ждать. Только… Помни, с какой целью всё затеяно. Не поддайся собственным чувствам.

— Я помню!

— Удачи, сестра, — мягко произнесла Энид и аппарировала, не дожидаясь ответа.

Августа тут же повернулась к внуку и крепко сжала его руку:

— Приготовься, Невилл.

Он хотел было кивнуть, но не успел — бабушка активировала порт-ключ.

Ощущение было отвратительным и довольно-таки болезненным. Внутренности словно одновременно сжимало и растягивало, Невилла тошнило, в глазах темнело от дурноты, но хуже всего пришлось руке, в которую вцепилась Августа: кости словно в тиски засунули. К счастью, через две минуты всё закончилось, и Невилл попытался сделать глубокий вдох, чтобы и сжатые внутренности расправить, и тошноту загнать обратно в желудок.

Выдохнуть он не смог. Понял, где оказался.

— Добро пожаловать в Азкабан, — басом приветствовал незнакомый высокий волшебник, с неприятной улыбкой рассматривая визитёров. Августа поспешно протянула пергамент с разрешением на посещение заключённых, и он сплюнул в сторону: — Вроде всё в порядке. Следуйте за мной.

На состояние Невилла никто не обращал внимания; Августа просто молчаливо тянула внука за собой к громаде тюрьмы, закрывавшей небосклон. Холод, отчаяние, безысходность — Невилла захлёстывали ощущения. Дышать было трудно несмотря на гарцующего вокруг гостей патронуса.

Взглянув на сурово сжатые губы бабушки, он понял, что жаловаться нет смысла. Невилл не знал, зачем они здесь. Ведь не могла же бабушка решить оставить его тут?!

Словно почувствовав его состояние, Августа бросила взгляд на заполняющего документы охранника, не обращавшего на них никакого внимания, и негромким ровным тоном сообщила:

— Ты должен своими глазами увидеть тех, кто напал на Фрэнка и Алису. Ты должен узнать, кто твои враги. Ты должен захотеть стать сильным волшебником, чтобы отомстить!

Невилл молчал.

С формальностями вскоре было покончено, и их повели по спиральной лестнице на верх Азкабана, туда, где содержали особо опасных преступников — Ближний круг Пожирателей смерти.

Каждый шаг приближал его к точке невозврата. Каждая ступень сокращала время до решающего момента. Невилл совершенно не чувствовал в себе ни магии, ни ненависти, которые так отчаянно желала пробудить в нём бабушка. Пожиратели для него были абстракцией, как подкроватный монстр: страшными, но ненастоящими. Невилл не умел ненавидеть. Ему было больно и неприятно видеть родителей, ему не нравилось чувствовать себя никчёмным сквибом, но не настолько, чтобы возжелать перемен. Однако они надвигались; каждый виток лестницы словно отсекал прошлое — не слишком счастливое и беззаботное, но мирное — и подталкивал навстречу будущему — неопределённому и враждебному.

На самой последней площадке лестницы бабушка остановилась. Всем корпусом повернувшись к нему, она вдруг присела и обняла его:

— Не подведи, внук. Я верю, что ты сможешь всё сделать правильно.

И подтолкнула к коридору, откуда тянуло вонью немытых тел и холодом.

Машинально сделав пару шагов, Невилл обернулся — бабушка смотрела ему вслед с непонятным выражением: то ли смирением, то ли надеждой, то ли и вовсе отчаянием. Заметив его взгляд, кивнула, словно благословляя, и скрестила руки на груди — Невилл понял, что означала эта поза: «Я сделала что могла. Теперь всё зависит от тебя».

Повернувшись лицом к коридору, Невилл заставил себя сделать первый шаг. Было страшно и холодно, он не знал, что его ожидает впереди, и это пугало больше всего. Тишина давила; он даже подумал, что никого не встретит, пока не поравнялся с первой камерой.

Существо, что сидело внутри, трудно было назвать человеком. Скрюченное тело, грязная, рванная тряпка вместо одежды, заросшее до самых глаз спутанными волосами лицо… Их взгляды скрестились, и узник оскалился, быть может, в попытке изобразить улыбку, но для Невилла это было слишком. С взвизгом отшатнувшись, от налетел спиной на решётку противоположной камеры и оказался схвачен её обитателем.

Сердце ухнуло в пятки, голос отнялся, так что он даже не смог заорать и позвать на помощь бабушку или охранника. Такого всепоглощающего ужаса Невилла не испытывал ни разу в жизни. Даже когда падал с высоты второго этажа на каменные плиты… Даже когда бабушка грозилась отдать его магглам… Даже когда понял, что два безмозглых существа в Святом Мунго — его родители.

Ноги подкосились, и, если бы чьи-то руки не держали его поперёк груди, Невилл наверняка бы упал на грязный пол. Он едва не терял сознание, тонущее в животной панике.

— Уолли, пусти парня, — хриплый голос донёсся откуда-то из дальше расположенных по коридору камер. — Чего вцепился? Видишь же, пацан в панике.

— Если я его отпущу, он упадёт, — ответ прозвучал прямо у уха Невилла, и неожиданно оказал успокаивающее действие — уж слишком мирно он звучал. — Стоять можешь, пацан?

Невилл что-то промычал, и руки разжались. Медленно сделав шаг от решётки, он повернулся и уставился на Уолли.

— Извините, — пискнул он, не зная, что сказать.

— Ты чего испугался-то? — вполне доброжелательно спросил тот. — Никогда не видел небритых, грязных людей?

— Н-нет.

Из камер донеслись смешки.

— Ну уж прости тогда. Знали бы, что нас ожидают гости, непременно бы помылись и побрились.

Невилл невольно улыбнулся: не такие уж они и страшные, эти Пожиратели смерти.

— А вы — Пожиратели смерти? — выпалил он вопрос, усомнившись в своих догадках. Всё же эти люди хоть и выглядели ужасно, вели себя вполне нормально, даже можно сказать мирно, и это противоречило всему, что он слышал о Пожирателях смерти.

— Ага. А ты кого ожидал увидеть? — усмехнулся Уолли, и теперь Невилл отчётливо увидел улыбку, которая, несмотря на жёлтые зубы и неухоженную бороду, ничуть не была злой и страшной.

— Вас, — кивнул Невилл. — Ну то есть не именно вас… Просто Пожирателей. Но вы не похожи… — поняв, что несёт, он смущённо умолк и опустил глаза.

— Ну давай знакомиться. Я Уолден МакНейр. А ты кто?

— Невилл. Невилл Лонгботтом.

По коридору словно волна арктического холода пролетела. Стало так тихо, что Невилл отчётливо расслышал собственное сердцебиение. Не понимая, что сделал не так — ведь не могли же все так странно отреагировать на его имя? — он только открыл рот, намереваясь задать вопрос мистеру МакНейру, когда откуда-то из глубины коридора послышались ругательства.

— Заткнись! Живо! — рявкнул кто-то, и снова наступила тишина.

— Невилл, значит, — довольно сухо повторил его имя МакНейр и подался вперёд, рассматривая его лицо. — И зачем же ты здесь, Невилл?

— Я… Я просто… — страх вернулся, словно никуда и не уходил.

Колени задрожали, в горле встал комок; он и сам не знал точно, зачем он здесь. Бабушка хотела, чтобы он своими глазами увидел Пожирателей смерти и стал настоящим волшебником, но как это должно произойти — этого она не говорила.

— Я не знаю, — прошептал Невилл.

— Подойди, Невилл, — позвал его тот же голос, что сначала просил отпустить его, когда мистер МакНейр его держал, а потом приказывал какой-то ругающейся женщине замолчать. Звучал этот голос напряжённо, но, на вкус Невилла, без угрозы. Поэтому он и решился пройти дальше по коридору. — Иди-иди, — поторопил голос, когда Невилл неуверенно остановился, не дойдя. — Ну здравствуй.

— Здравствуйте, — растерянно протянул он, глядя на точно так же как и все обитатели камер, мимо которых он проходил, заросшего бородой рыжеватого шатена.

— Меня зовут Рудольфус.

— А я Невилл, — зачем-то следуя шаблону, сказал Невилл.

— Очень приятно. Расскажи о себе, Невилл.

— Эм… — недоумевающе моргая, он переминался с ноги на ногу, не зная, что говорить.

— Ты живёшь с родителями? — предположил Рудольфус, подталкивая к началу рассказа.

— Н-нет… Они… Они нездоровы… Я живу с бабушкой.

— Вот как. И как тебе живётся с бабушкой?

— Ну… — Невилл уже почти сказал правду, но в последний момент остановился и ответил так, как предписывали правила: — Нормально.

Он не знал, какой вывод сделал Рудольфус из его слов, но в том, что какой-то сделал, не сомневался — видел, как вспыхнули на мгновенье его глаза.

— У тебя много друзей, Невилл?

— Нет, я… Ну, бабушка не любит, когда я не дома…

Из камер донеслись бурчание и приглушённые возгласы, сводящиеся к тому, что бабушка не права, но Невилл не стал обращать внимание, сделав вид, что не услышал: какой смысл что-то доказывать Пожирателям смерти? Да, они оказались совершенно не такими, как рисовало его воображение, и уж точно не были похожи на тех монстров, о которых говорила бабушка… И всё же спорить с ними не хотелось. Как и защищать бабушку от их обвинений.

— У тебя есть волшебная палочка, Невилл? — словно ничего не замечая, продолжил расспрашивать Рудольфус.

— Нет, сэр, — понурился Невилл.

— Почему? — с участием поинтересовался Рудольфус, и вскинувшийся Невилл не усмотрел в его выражении лица и тоне ничего, что хотя бы намекало на издёвку.

Однако вместо того, чтобы ответить уклончиво или солгать, Невиллу впервые в жизни захотелось сказать правду; бросить неприглядную правду в лицо другому человеку, не стыдясь признаться:

— Я почти сквиб! Мне не нужна палочка! Бабушка вообще меня к магглам скоро отправит!

Пожиратели ахнули. Рудольфус отшатнулся, словно слова Невилла были заклинаниями, сбивающими с ног, а из других камер донёсся ропот.

— Тихо! — почти не повышая голоса приказал Рудольфус и наклонился так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Невилла, а в коридоре между тем установилась тишина. — Ты не сквиб, мальчик. Запомни это хорошенько. Даже если у тебя не получается пока колдовать, это ничего не значит. Ты — волшебник. И не сомневайся в этом. Понял?

За те несколько секунд, что прошли после его признания, Невилл успел сто раз пожалеть о вылетевших из его рта словах. Он ожидал чего угодно: насмешек, оскорблений, презрения… Но к поддержке оказался не готов. Особенно к поддержке от них — от Пожирателей смерти. От тех, кто довёл его родителей до Мунго. От тех, кого обвиняли в многочисленных преступлениях. От тех, кого ненавидела бабушка.

Бабушка… Которая всегда ругала его, которая называла его сквибом, которая критиковала его при чужих людях. И которая ни разу не сказала ничего похожего на то, что он услышал от Рудольфуса.

— Понял, — сказал Невилл после долго молчания и, расправив плечи, взглянул собеседнику в глаза прямо. — Я волшебник, сэр.

— Вот и молодец, — добродушно улыбнулся Рудольфус и слегка коснулся его плеча, протянув руку сквозь прутья решётки. — А теперь ступай. Детям нечего делать в Азкабане.

— До свидания, сэр, — вежливо простился Невилл и двинулся к выходу под полными интереса взглядами заключённых, размышляя о странной встрече.

Он не слышал злобного шёпота: «Ну что, Руди, рад, что шлюшка родила тебе сквиба?». Как и диалога, что произошёл между братьями, пока он спускался на первый этаж рядом с молчаливой бабушкой. Не знал он и о том, что произошло после его визита.

Невилл наконец-то почувствовал её — магию.

В Лонгботтом-мэнор бабушка их аппарировала. Невилла тут же вырвало прямо на наборной паркет, и Августа решила отложить важный разговор на потом, разрешив внуку удалиться к себе.

Механически переставляя ноги по лестнице, закрывая двери, умываясь, переодевая, жуя бутерброд, принесённый домовиком — Невилл не переставал думать о людях, которых его заставляли возненавидеть. За полчаса, проведённых на верхнем этаже самой страшной тюрьмы для волшебников, мир Невилла перевернулся с ног на голову — или, наоборот, встал наконец-то с головы на ноги — он пока не знал, как относится к случившемуся.

Кончики пальцев покалывало от волшебства. Благодаря словам Рудольфуса он смог поверить, что он, Невилл, волшебник, и волшебство проявило себя. Со счастливой улыбкой Невилл наблюдал за тем, как над ладошкой загорается и гаснет, повинуясь его мысленным командам, маленький огонёк — и это было настолько прекрасное ощущение, что он готов был простить Пожирателям смерти всё, в том числе, несчастье с родителями.

Вспомнив Фрэнка с Алисой, он вспомнил и Августу, и, как и минутой ранее с впервые ощутимым волшебством, почувствовал, как просыпается и ненависть. Вот только не к Пожирателям смерти.

— Я волшебник, бабушка, — прошептал Невилл, снова зажигая и гася магический огонёк на ладони. — Как ты ни старалась сделать из меня сквиба своими придирками и оскорблениями, я всё-таки волшебник. И ненавидеть я научусь, как ты и хотела. Вот только не Пожирателей смерти.