Один лишь взгляд (гет)

— И что, так всю жизнь и проживёшь монахом?

Сириус не в первый раз начинает этот разговор. И не в десятый. Но обычно им кто-нибудь мешает. Сегодня помешать некому. Джеймс и Лили с утра отправились на опушку Запретного леса — якобы собирать свежие побеги Picea malus, хотя каждому ясно, что на опушке их не найдёшь. Питер сидит в библиотеке, тоскливо переписывая последнее эссе: друзья его единодушно забраковали, ввиду близких экзаменов столь же единодушно отказав в помощи. Остальные однокурсники тоже разбрелись кто куда. Выходной, солнце, весна...

— Шёл бы ты, Бродяга... с девушками гулять.

Ремус демонстративно утыкается в учебник. Вообще-то особой необходимости в этом нет, задания на понедельник сделаны, а до экзаменов ещё больше месяца. Книжку он прихватил с собой скорее по привычке: другие могли позволить себе бездельничать, но только не он, взятый в Школу из милости. Пусть об этом знали очень немногие, но сам Ремус не забывал никогда и считал своим долгом приложить все усилия, чтобы оправдать доверие директора. «Оправдать доверие» — с его точки зрения — означало по любому предмету быть в числе первых и всегда знать чуточку больше других. Это требовало значительных усилий: память у него была хоть и хорошая, но не идеальная. А ведь хотелось и не только учебники почитать! За семь лет привычка всякую свободную минуту открывать книжку практически переросла в рефлекс, но сейчас это всего лишь попытка уклониться от неприятного разговора.

— Не могу.

Ремус с огромным изумлением смотрит на друга. Сириус, который не может гулять с девушками, — явление нетривиальное.

— Почему?

— Кэтти ревнует к Аннет, Аннет ревнует к Кэтти, и обе достали. Я лучше тихонько на травке полежу.

Дабы не быть голословным, он растягивается на траве. Небрежно и исключительно аристократично.

Сириус всегда выглядит небрежно и аристократично, даже когда дерётся подушками или болтается вниз головой, подвешенный заклинанием за пятку. Первые три курса он пытался сопротивляться, но потом понял, что бесполезно. Он может учиться в Гриффиндоре, есть куриные окорочка руками и терять баллы, являясь на уроки в старательно протёртых до дырок джинсах, — в нём всё равно будут видеть аристократа, наследника «древнейшего и благороднейшего», личность полубожественную, у которой в жилах и крови-то нет, а один только серебряный ихор ⁽¹⁾ . Может сбежать из дома, быть выжженным с фамильного древа, из наследника превратиться в «позор рода»… и даже это ровно ничего не изменит. В глазах окружающих он всё равно останется баловнем судьбы, аристократом, звездой...

К четвёртому курсу бороться он перестал и принялся с увлечением играть навязанную роль. Сириус предпочитал абсолютно всё делать с увлечением. И теперь на людях являл собой образец истинного светского льва: элегантного, слегка скучающего и высокомерного до такой степени, что просто не считает нужным это демонстрировать.

Выглядело эффектно. Особенно на фоне неугомонного, вечно растрёпанного Поттера.

Ремус так и не смог до конца привыкнуть, что горделивый благородный олень — это разгильдяй Джеймс, а лохматый, по-щенячьи игривый пёс — изысканный Сириус. Меняя ипостаси, они словно менялись образами.

А может — становились собой?

Иногда казалось, что эти двое были одним человеком, делившимся на половинки то так, то эдак. Просто «эдак» дозволялось видеть только своим.

Ремус, разумеется, относился к своим. Даже к «самым своим», как выражался Джеймс, и обычно это было приятно, но временами оборачивалось большим неудобством. Потому что только к «самому своему» можно лезть в душу.

А с другой стороны, кем бы он был сейчас, если бы ребята этого не делали? Скорее всего мрачным нелюдимым неврастеником.

— Но ты мне зубы-то не заговаривай, — Сириуса не так-то легко сбить с выбранной темы. — Когда нормальный восемнадцатилетний парень...

— Не нормальный и не парень!

— Ещё скажи — не восемнадцатилетний! Хорошо: когда молодой здоровый оборотень шарахается от любой девчонки, как дементор от Патронуса, это как минимум глупо. Ты хоть представляешь, какие о тебе слухи ходят?

— Плевать мне на слухи. Я тебе сто раз говорил: в моём положении заводить серьёзные отношения с девушками просто безответственно!

— Так заведи несерьёзные.

— Сириус, тебе не надоело из себя шута строить?

— А уж кого ты-то из себя строишь… Ну объясни ты мне, глупому, с какой радости ты всех девушек оптом считаешь то ли дурами, то ли стервами, а?

— Да никем я их не считаю! Неужели ты не понимаешь, что жить с оборотнем…

— Интересно, а что я делаю вот уже почти семь лет?

— Это совсем другое!

— Ладно, — неожиданно соглашается Сириус. — Не совсем, но другое, да. И всё равно ничего особо криминального не вижу. Проблема полнолуний — и ты это прекрасно знаешь — имеет вполне безопасное для окружающих решение. И даже несколько. А предрассудки разделяют далеко не все. Нет, я понимаю, жить с таким закомплексованным типом — не сахар…

— Сириус!

— …но бывают зануды и похуже. Рем, я серьёзно! В конце концов, любовь — это всегда риск. Какая разница, из-за чего ты девушке не понравишься: из-за того, что раз в месяц превращаешься чёрт-те во что, или из-за того, что каждый день грязные носки по комнате раскидываешь?

— Я не раскидываю!

— Вот видишь, ты даже носки не раскидываешь! Практически идеальный муж, мечта любой женщины.

— Бродяга, ты ничего не перепутал? Это тебе девушки гроздями на шею вешаются.

— И тебе бы вешались, если бы ты их на подлёте не сбивал... О, ща проверим! Молчи и поддакивай!

Не дожидаясь возражений, он вскакивает и машет рукой проходящим мимо равенкловкам:

— Милли! Милисент, принцесса, можно тебя на пару слов?

Милисент подходит, сопровождаемая завистливыми взглядами. Ещё ни одной девушке не удалось удержаться рядом с Сириусом Блэком больше месяца, и тем ценнее даже мимолётное внимание ярчайшей звезды Хогвартса. Сириуса считают ловеласом, но на самом деле он просто не умеет отказывать сразу. Во всяком случае — девушкам.

— Представляешь, Милли, Ремус только что отважился на признание…

— В любви? — хихикает Милисент.

— Почти. Он признался, что уже давно хочет пригласить тебя погулять, но не решается.

Милисент скептически смотрит на Ремуса сверху вниз, и тот торопливо вскакивает, от смущения роняя учебник.

— Это правда, Люпин?

«Я его убью», — обречённо думает Ремус.

— Да. Правда.

А что ещё он может сказать?

— Я согласна, — Милисент машет подругам, чтобы не ждали. — Куда пойдём?

Вот так номер! Он был уверен, просто уверен в отказе!

— Куда захочешь.

— В «Кабанью голову». Никогда там не была.

— Мир праху вашему, дети мои! — Сириус изображает благословение. — Рем, оставь книжку, она будет напоминать мне о тебе!

— Там так опасно? — Милли подозрительно косится на Блэка, пытаясь понять, в какой степени он шутит.

— А это смотря что вы станете заказывать. Если только эль в бутылках, шанс у вас есть.

— А если вообще ничего?

— Тогда — нету.

— Пойдём, — Ремус с отчаянной решимостью берёт девушку за руку. — Не слушай его, у него юмор под цвет фамилии!

Сириус с довольным видом смотрит им вслед и растягивается на траве. Теперь можно и учебник почитать. Пока никто не видит.

* * *

— Белый храм на холме над серебряной пеной прибоя

(Море пену, как косы, по влажным камням раскидало)

Девушка в белом к ручью спускается лёгкой походкой

(Смех её серебрится, как листья оливы под ветром)

Стадо овец на зелёном холме. И пастух,

Мальчик в белом хитоне, в руках — тростниковая флейта

(Флейты голос, как нить, нанизавшая бусину солнца)

Стайка стрижей вышивает узор на гиматии ⁽²⁾ неба

(Море с небом друг в друга как в зеркало смотрят, любуясь)

Спины дельфинов парят в золотой синеве…

— Чьи это стихи?

— Это не совсем стихи… Так, картинка.

— Нет, ну правда, чьи? Твои?

— Ну… да.

— А почему — Эллада?

— Помнишь, в прошлом году нам задали реферат по редким видам нежити? Я тогда писал про ламий и увлёкся. Эллада, она… удивительная. Она разная, понимаешь? То такая вот, прозрачная, сине-бело-золотая, то вдруг шумная, цветастая, то тайно-зловещая словно кровавое пятно на чёрном бархате… А кроме того, меня заинтересовал их опыт построения светлых заклинаний на основе жертвоприношений. Мы-то привыкли, что таким образом можно творить только тёмную магию, но на самом деле это не совсем так.

— Подожди… Но в таком случае почему мы этим не пользуемся? Хотя если вспомнить друидов…

— Вот именно! Понимаешь, тут важно, чтобы жертва не испытывала мучений, а ещё — общий настрой, атмосфера праздника…

Вернулись они живыми и здоровыми, разумеется. И даже не потому, что «Кабанья голова» была хоть и неприятным, но отнюдь не столь уж опасным местом. Просто они до неё не дошли, предпочтя традиционные «Три метлы» и прогулку по берегу озера.

А Сириуса он не убил. Во-первых, тот предусмотрительно явился в спальню позже всех, а устраивать скандал при свидетелях было невозможно. А во-вторых — уже не очень и хотелось.

1) Ихор, в греческой мифологии кровь богов, по словам Гомера: «влага, какая струится у жителей неба счастливых» (II. V 340, 416)

Вернуться к тексту

2) Гиматий (греч.) — верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани; надевался обычно поверх хитона.

Вернуться к тексту