В самый центр рисунка ударила яркая молния – перепугав всех присутствующих, кроме Волдеморта и Руквуда, до полусмерти – потом оттуда повалил густой, почему-то ярко-синий дым, пахнущий – ещё раз почему-то – свежими огурцами… а когда он рассеялся, за ним обнаружилась… старушка. Самая обыкновенная старушка с клюкой, одетая в длинное тёмное платье и с седыми спрятанными под странный головной убор волосами.
- Ну? – спросила она, обводя всех присутствующих рассерженным взглядом – и, не получив, разумеется, никакого ответа от остолбеневших участников действа, пообещала: - Прокляну. Всеми богами клянусь – прокляну! И внуку пожалуюсь, - добавила она мстительно. – Пусть явится – и научит вас уважать старость! – она с потрясшей Руквуда лёгкостью переступила сразу несколько светящихся линий и, шагая по остальным, направилась прямиком к Волдеморту, который смотрел на неё с таким выражением, что все присутствующие срочно опустили глаза в пол: мол, не видели мы вас таким, наш лорд, мы вообще были в шоке и ничего не запомнили, у нас у всех стряслась амнезия. – Ах ты, поганец, - проговорила она, глядя на него снизу вверх и яростно потрясая своей клюкой – а потом, замахнувшись ей, обрушила её на плечи почему-то стоявшего столбом Тёмного Лорда. Эйвери тихо всхлипнул и решительно упал в обморок, Мальсибер совершенно неприлично захихикал, до крови прикусывая губы и отчаянно завидуя Родольфусу, рот которого скрывал толстый шерстяной шарф, а глаза пристально изучали подол халата. Рабастан тоже хихикал – они с Мальсибером зачем-то переглянулись, и тот остро позавидовал своему приятелю, лицо которого так уместно было скрыто под маской. Малфоям, похоже, было не легче: Драко стоял, спрятав лицо у матери на плече, и его плечи подозрительно подрагивали – можно было, конечно, предположить, что от рыданий… Люциус же, всегда прекрасно умевший держать лицо, именно этим и занимался – с него сейчас можно было писать аллегорию то ли к «невозмутимости», то ли к «невинности». МакНейру подобные вещи давались похуже, однако долгое пребывание на министерской службе и его научило выглядеть соответственно – посему он стоял и меланхолично полировал свою секиру, за которой вполне успешно прятал неприлично довольную сейчас собственную физиономию.