Он сказал мне, что никогда не пользуется пишущей машинкой, а всегда пишет от руки, пером.
– И вам не советую писать прямо на машинке. После того, как вещь готова в рукописи, можете перепечатать на машинке. Но само творчество, самый процесс сочинения, по-моему, заключается в некоем взаимодействии, в той таинственной связи, которая возникает между головой, рукой, пером и бумагой, что и есть собственно творчество.

Когда вы сочиняете непосредственно на пишущей машинке, то каждое выстуканное вами слово теряет индивидуальность, обезличивается, в то время как написанное вами собственноручно на бумаге, оно как бы является матерьяльным, зримым следом вашей мысли – ее рисунком, – оно еще не потеряло сокровенной связи с вашей душой – если хотите, с вашим организмом, – так что если это слово фальшиво само по себе, или не туда поставлено, или неуместно, бестактно, то вы это не только сейчас же ощутите внутренним чутьем, но и тотчас заметите глазами по некоторому замедлению, убыстрению и даже изменению почерка. Одним словом, ваш почерк – единственный, неповторимый, как часть вашей души, – просигнализирует вам, если что: «Не то!», – сказал он...

Чудовище, немного подумав, ответило более мягко: «Я прощаю тебя, но только с
одним условием, что ты отдашь мне одну из своих дочерей. Мне нужна жертва,
чтобы возместить ущерб, причинённый тобой».
«О, небеса! – ответил купец. - О чём таком ты просишь меня и как могу я сдержать
слово? Даже если бы я был жестоким человеком и желал спасти себе жизнь за счёт
одной из своих дочерей, под каким предлогом я бы смог привезти её сюда?”
«Никаких предлогов, - прервало его Чудовище, - какую бы дочь ты не выбрал, она
должна прийти сюда по своей воле, в ином случае, ей не удастся переступить порог
этого места. Иди и посмотри, есть ли среди них хотя бы одна, у которой достаточно
мужества и любви, чтобы ценой себя спасти твою жизнь. Ты выглядишь как
добропорядочный человек: дай мне слово чести, что вернёшься сюда через месяц в
сопровождении одной из дочерей, если конечно ты сможешь уговорить кого-либо:
она останется со мной, а тебе будет позволено вернуться домой. Если же тебе не
удастся того, то обещай мне, что вернёшься сюда один, попрощавшись со своей
семьёй навеки. После этого, ты всецело будешь принадлежать мне. Даже не думай, -
продолжил монстр, скрипя зубами, - что так просто принимая моё предложение,
тебе посчастливится спастись. Предупреждаю, что, если ты замыслил подобное, я
найду и уничтожу не только тебя одного, но и весь твой род, даже если бы ты имел в
распоряжении сто тысяч воинов».

Ваше Величество, простите меня, пожалуйста, - взмолился купец. - Я сорвал розу для одной из моих дочерей, она очень просила меня об этом.
- Меня зовут не Ваше Величество, - зарычал монстр. - Меня зовут Чудовище. Отправляйся домой, спроси у своих дочерей: не хотят ли они умереть вместо тебя. Если они откажутся, то через три месяца ты должен сам вернуться сюда.
Купец и не помышлял посылать своих дочерей на смерть. Он подумал: "Я пойду попрощаюсь со своей семьей, а через три месяца вернусь сюда".
Чудовище сказало:
- Поезжай домой. Когда ты прибудешь туда, я пришлю тебе сундук, полный золота.

«Господин честной, зверь лесной, чудо морское! А и как мне быть, коли дочери мои, хорошие и пригожие, по своей воле не захотят ехать к тебе? Не связать же мне им руки и ноги да насильно прислать? Да и каким путем до тебя доехать? Я ехал к тебе ровно два года, а по каким местам, по каким путям, я не ведаю».
Возговорит купцу зверь лесной, чудо морское:
«Не хочу я невольницы: пусть приедет твоя дочь сюда по любви к тебе, своей волею и хотением; а коли дочери твои не поедут по своей воле и хотению, то сам приезжай, и велю я казнить тебя смертью лютою. А как приехать ко мне — не твоя беда; дам я тебе перстень с руки моей: кто наденет его на правый мизинец, тот очутится там, где пожелает, во единое ока мгновение. Сроку тебе даю дома пробыть три дня и три ночи»