Хочешь мира... (джен)

Роз проснулась, когда на ее наручных часах запикал будильник. Она ставила его на час, чтобы немного вздремнуть. Тишина, темнота и безделье демотивировали ее и усыпляли. Организм, подстегнутый адреналином, наконец, успокоился и требовал: спать!

Роз потерла лицо ладонями, посидела какое-то время, пытаясь сбросить сонную муть и вернуть себе присутствие духа, а потом намочила платок из бутылки с водой и умылась. Безумно хотелось почистить зубы, снять чертовы джинсы и надеть что-то почище и поудобнее, смыть под душем усталость и страх прошедших суток. Роз расстегнула пуговицу на поясе и молнию — все равно ее тут никто не видит. Стало полегче.

Геллерт не возвращался, но еще и не утро — успокаивала себя Роз. Она снова начала думать по кругу одну и ту же мысль, что не давала ей покоя все это время: что, если этот деви бросил ее?

Нет, обрывала она сама себя. Нет, он ее не бросил. Его держали деньги, она на это надеялась. Он ведь не зря так злился из-за поспешного бегства. Ей всего-навсего стоит подождать. Он придет. Ему ведь наверняка нужна его машина и сумка из багажника.

Раздумывая, чем бы себя занять, Розамунд посмотрела на бардачок машины, который искушал ее. Нет, она не хотела совать нос в личное или что-то тащить по своей привычке. Скорее, ей хотелось чуть лучше понимать, с кем она имеет дело. Ну и занять мозги, чтобы не лезла в голову всякая чушь.

Да. Она кивнула сама себе и сунула руку в сумку. На ключах у нее был крошечный фонарик, чтобы подсвечивать замок в темноте. С фонариком в руках она аккуратно перелезла на переднее сиденье и открыла крышку на панели.

Документы на машину на имя Геллерта Дьёза. Вот значит как его зовут. Геллерт Дьёз. Какая-то книга, обернутая вощеной бумагой. Руководство по эксплуатации. Расческа. Удивительно. Походный набор посуды: кухонный нож, складной стаканчик… Нет, не интересно. Роз ожидала найти там как минимум пистолет. Какие-то флакончики с чем-то для машины, толи смазкой, толи присадкой… Немного таблеток: обезболивающее и что-то с непроизносимым названием. Ничего личного или криминального. Она захлопнула бардачок, сложив все примерно так, как было. В подлокотном баре и того меньше: очки, мелочь, чеки с заправки, какие-то бонусные купоны или рекламки. Роз разочарованно перелезла обратно на заднее сиденье.

Взялась за свою сумку, начав раскладывать все, что там было. Это помогало ей упорядочить собственные мысли.

Теперь, разделив коротким сном день вчерашний и день сегодняшний, Роз смогла взглянуть на прошедшие сутки более трезвым взглядом. Дичь это все была страшная. Одержимая идеей, она не задумывалась ни о чем, шла напролом, искала, рыла, ничуть не скрываясь. Где-то в подкорке, очень глубоко зудела мысль, что это не слишком разумно, что надо бы прикрыть свой интерес хотя бы от коллег по работе, но нет… Она наплевала на осторожность. Она спешила, как утопающий, из последних сил гребущий к светлой поверхности воды, к теплу и воздуху. Потому что ей померещился шанс на спасение.

А вообще-то от синдрома обреченных спасения не было. Не один исследователь свернул себе голову на изучении этого феномена, а так ни на шаг и не продвинулся: откуда он взялся и как его излечить? Человечество просто училось жить с тем, что с каждым десятилетием все больше рождалось детей со странными, перекрученными генами. Некоторые доживали с недугом до глубокой старости и умирали под рев правнуков, ни разу не вспомнив о своей непонятной болезни. А некоторые уходили рано. Все подсказывало Роз, что она из последних. Размышляя об этом, она иногда думала, что это похоже на прощальный подарок от найдазе. Этакая бомба замедленного действия… И потому поиски Потерянного города так окрылили ее, заставив забыть про всякую осторожность.

Сидя в машине, после того, как Геллерт грубо и жестко посадил ее на землю, сказав, что вовсе не обязательно их преследуют именно найдазе, она начала думать, что и правда излишне отдалась фантазиям. Приняла желаемое за действительное, не получив никаких эмпирических подтверждений. Грубейшая ошибка… А она сама — наивная, легковерная, хватающаяся за соломинку… Жалкая. И ради такого ничтожества Тереза угодила в беду. Франки угодили в беду.

Роз уронила голову на руки с долгим тяжелым вздохом. Все зря, ничего ей не поможет. Да она и не достойна этой помощи. Чувство вины грызло ее, словно древняя пытка с ведром и крысами, пытающимися пробить себе путь из ведра сквозь мягкое человеческое тело.

Вздохнув еще раз, Роз, чтобы отвлечься, перевернула свою сумку вверх дном и принялась разбирать. Научный сотрудник, а аккуратной в вещах быть не умеет, захламляет любое свободное пространство. Она зачем-то все время таскала с собой кое-какие документы отца. Карту открытых им магнитных туннелей, например…

Роз внезапно подпрыгнула и схватилась за свою огромную связку ключей. На одном из колец висели ключи отца. После его смерти она просто прицепила их к своим, не став разбирать, что у нее есть, а чего нет. Это был порыв клептоманской части ее души. Быстро перебрав ключи, Роз приподняла в пальцах тонкий штырек из матово-черного материала. Она знала, что он открывает. Она просто напрочь забыла о его существовании и о возможностях, которые он может подарить таким, как они с Геллертом — беглецам. Она рассмеялась, поцеловала ключи и благословила привычку, от которой много раз пыталась избавиться. Теперь все то барахло, которое она там обнаружила, внезапно оказалось очень нужным и очень полезным.

Роз сама не замечала, как возбужденно и быстро она дышит. Она едва не порвала карту туннелей, разворачивая ее на коленях. Крошечного лучика фонарика на ключах едва хватало, чтобы прочитать надписи, сделанные рукой отца и, тем более, сразу найти нужное место. Луч выхватывал не то, блуждал по схеме бессистемно, потому что Роз слишком волновалась, чтобы терпеливо напрягать мозг и включать логику.

Наконец, фонарик уперся в нужную точку. Усадьба Маар. Роз взвизгнула победно и тут же зажала рот обеими руками, втянув голову в плечи и панически прислушиваясь. Геллерт ведь велел ей сидеть тихо и не привлекать внимания. Осталось понять, где именно находится усадьба Маар и как до нее добраться отсюда — Роз даже примерно не могла сказать, в какой части гетто она сейчас.

Но эйфория Розамунд омрачилась, стоило ей вспомнить про Терезу. Воистину, не делай добра, если не хочешь зла. Покусывая губы, глядя в темноту за лобовым стеклом невидящими глазами и держа на коленях разложенную карту подземной магнитной дороги найдазе, Розамунд собирала в единую нить все, что делала, что говорила и что думала.

Все странности начались с ее обращений в архивы и ФИМО — Фонд Истории морских открытий. После ее писем туда появились всякие неадекватные журналистки и коллекционеры, желающие посмотреть бумаги ее отца. Что она знала о ФИМО? Так или иначе, она работала со множеством организаций, связанных с историческими обществами и археологическими изысканиями.

ФИМО спонсировало ряд океанологических исследовательских экспедиций. Создателем фонда являлась очень богатая семья, но Роз, помучив память, поняла, что фото этих филантропов никогда не появлялось в прессе. Они никогда не показывались на благотворительных мероприятиях, проводимых ее институтом. Всегда только представители и помощники, никаких фото, никаких интервью, да и вообще никакой толком информации, кроме фамилии семьи, которая поддерживала ФИМО из поколения в поколение. Этакое карманное благотворительное общество. Конечно, может быть, у них семейная мизантропия, агорафобия и мизофобия одновременно… Да, совершенно точно так и есть. Конечно. Аж в нескольких поколениях подряд. Но пока об этом не задумываешься, это совершенно не бросается в глаза… Подумаешь, филантропы желают остаться неизвестными…

Розамунд внезапно затрясло. Вот оно! То, что ускользало от нее все это время, то, что она списала на интуицию — доказательство ее правоты! Семья, которая прячется за штатом слуг и никогда не показывает своего лица. Найдазе, кто же еще. Роз ощутила прилив надежды, особенно яркий после свежего приступа отчаяния и самоедства. Ей овладела радостная эйфория и настоятельное желание срочно сделать хоть что-нибудь полезное. Бежать, искать… А надо сидеть в темноте и тишине и ждать, ждать, ждать… Неизвестно, чего. Роз откинулась на сиденье, закрыв лицо руками. Это было невыносимо!

* * *

После спонсора у меня началась острая цейтнот-лихорадка. Скоро рассвет, а нам еще нужно выбраться из Маар. Поезд проходил через район раз в сутки незадолго до рассвета. Времени оставалось мало.

Когда-то давно, еще живя в Маар, я обзавелся маленьким складским боксом. Туда я тащил всякое полезное и бесполезное, но симпатичное добро. Уезжая, я не стал разорять склад, как будто что-то меня удержало. Я и не наведывался туда годами. Во мне теплилась надежда, что он до сих пор никем не разграблен.

Лежалый снег был скользким, я цеплялся за голые кусты и то бежал, то ехал по косогору. Можно было бы обойти по мосту, но напрямик получалось быстрее. Так что я спускался по косогору в балку, на другой стороне которой теснились складские бараки, похожие на длинные общественные туалеты — низенькие длинные сараи, едва ли выше двух метров, одинаковые двери, выкрашенные в разные цвета, то выгоревшие, то ржавые, то вовсе не крашеные. Я так и не смог отделаться от ощущения, что, открыв дверь, обнаружу там вонючую дыру в полу и мух.

Глубокой ночью склады, конечно, вымирали. В предутренний темный час — тем более. Тусклый свет старого фонаря перетекал по огрызкам льда со следами обуви. Я просочился в узкий лаз. Замер, не выходя из безопасной сырой темноты, и прислушался. Пусто. Тихо. Пахнет людьми, вещами, застывшей, как воск отгоревшей свечи, жизнью. Самих людей или деви нет — воздух не дрожит нигде, не идет рябью, как тронутая мальком поверхность воды. Абсолютная тишина. Я потом думал, что это должно было меня насторожить: я не ощутил даже сторожа, а в его будке горел свет. Но нет. Никого ведь и не должно быть в такое время… Я вышел из тени и побежал в сторону своего бокса.

Что я там говорил про самоуверенных?

Черные силуэты появились, будто джинны, из ниоткуда. На самом деле, просто вышли из разных укрытий. Окружили со всех сторон. А я стоял и банально хлопал глазами, как обалдевший первогодка — я ощутил их присутствие только когда увидел. Не было вибрации, которая расходилась от людей и деви. Был только пронизывающий ветер, который я списал на сквозняки — теперь-то я ощутил его и оценил. Вот он, едва не перевернувшийся стакан. Мои личные приметы всегда работали.

Пока я собирал себя в кучу, противники аккуратно заняли все ключевые позиции. Без промедления и лишней спешки, грамотно и технично. Бежать было некуда и незачем. Даже если б у меня был пистолет, я бы не успел вычистить всех. Тошнотворное ощущение слабости застряло где-то на уровне колен и словно огонь перекинулось оттуда на руки. Куртка резко показалась слишком тяжелой, воздух — вязким, ночь — длинной.

А вот мозг в поисках выхода думал в два раза быстрее. Обычно меня выручала наглость, скорость напора и умение разными методами настоять на своем, но теперь всё это не годилось. Можно было потеряться в лабиринте складов, но проходы — узки, точное количество противников я не знал, не чувствовал их, как отдельные единицы, только как явление. А на ноги свои я не полагался никогда — далеко на подламывающихся конечностях не убежишь. Но стоять ждать не собирался. Я уже качнулся было обратно в темноту лаза, откуда пришел, как чья-то рука довольно жестко подтолкнула меня оттуда в спину по направлению к резво подкатившему джипу. Мне так настойчиво предложили гостеприимство, что у меня совсем не осталось выбора. Карманы мои, конечно, обчистили. Прощай бесценная ампула, прощай любимый нож… Прощай, Гэл, мне было с тобой весело. Иногда.

Затонированные до безобразия стекла, темный экран межу салоном и водителем. Гетто и вообще город я знал неплохо, но мы кружили по нему так долго, что в конце концов я запутался в поворотах на воображаемой карте. Минут через сорок мы поехали быстрее и больше не тормозили на светофорах — где-то за городом. И на досмотр нас не останавливали, хотя один раз мне показались сквозь тонировку синие отблески.

Мои спутники сидели молча и, я бы сказал, расслабленно. Но ледяной ветер, который я ощущал даже в костях, не давал расслабиться мне. Нехорошо. Нет, просто отвратительно. Потому что это чувство подсказывало мне сидеть тихо. Почему же я не заметил приближения опасности? Может, мои способности от долгого неиспользования дали сбой? Нет. Я и раньше пользовался ими нечасто, но всегда успешно. Пространство и люди на нем для меня, как карта, на которой я вижу их самые сильные стремления. Но здесь — ничего. Ни ценностей, ни желаний — не за что ухватиться. Всё скрыто. Я попросту не знал, что искать.

Я прикрыл глаза и попробовал снова. С тем же успехом. Только холод. Часть из моих новых «друзей» равнодушно смотрит на меня. Часть — любуется на свое отражение в абсолютно темные окна. Одеты одинаково, но непривычно: чем-то напоминало черную форму спецвойск. У каждого под мышкой кобура. И у каждого на поясе нож. Незаметный, если не присматриваться. Рукоятки за спиной на поясе заставляют их одинаково отодвигаться от спинки сиденья.

Не может же быть так, что вот эти и есть… Странно. Меня никогда не волновала тема найдазе. Я не испытывал мистического трепета, не фантазировал на тему, но они показались мне вполне обычными. В некоторых деви гораздо больше видна «чужая» кровь. Значит, не найдазе?.. Если не считать ветра, что-то в этих молчаливых секьюрити определенно было не так.

Машина остановилась минут через тридцать после съезда на боковую дорогу. Провожатые завязали мне глаза. Открылась дверь в салон. В лицо ударил свежий воздух, насыщенный кислородом, сыростью и ароматом хвои. Меня повели, поддерживая и направляя с обеих сторон. Несколько шагов по тротуарной плитке, потом что-то другое, похожее на натуральный камень. Одно было точно хорошо в этой поездке — я успел взять себя в руки. Если что, то хоть не упаду позорно при попытке побега, запутавшись в ослабевших от выброса адреналина ногах.

Ступеньки, о которые я сбил носок ботинка, поскольку эти паскуды, впившиеся мне в плечи, промолчали. Дверь. Тамбур — звуки зазвучали четко, как в тесном помещении. Снова дверь. Короткая прогулка куда-то вперед и вбок. Дверь. Аромат мастики, дерева, книжной пыли, едва уловимый запах дорогих сигар. Курили редко, иначе запах был бы куда сильнее. Пахло жизнью избранных. И аромат свежесваренного кофе. Последний перекрывал все остальное. Я невольно повел носом.

Веяло холодом от моего конвоя — этих я уже видел. Но теперь здесь был и еще кто-то, почти на границе моего восприятия. Я бы не почувствовал его, если бы специально не искал что-то необычное. Чье-то призрачное присутствие. Пульсирующая пустота там, где должно быть хоть что-то. Дыра в мироздании.

Повязка исчезла. Я стоял посреди библиотеки и смотрел в лицо мужчины, сидящего за письменным столом. И мне снова стало холодно, как у складов, но гораздо, гораздо сильнее…