Записки Мышонка — принца и волшебника (джен)

— С чего ты взял, Малфой, что мне нужна твоя опека? — резко спросил Блэк, отодвигая в сторону Гарри. Малфой, кажется, вовсе не услышал вопроса — он обращался исключительно к суду:

— В деле мистера Блэка наблюдается важная деталь, которую упустили из виду во время слушания. А именно — анимагические способности мистера Блэка. Известно, что он стал анимагом не позднее достижения пятнадцати лет. Это практически невозможно и крайне опасно. У меня есть заключение целителя О’Брайна о том, что изучение анимагии в столь раннем возрасте угрожает слиянию человеческой личности и звериной сущности. То есть мистер Блэк на данный момент… не до конца человек.

— Да как вы смеете! — выкрикнул Гарри, но Блэк вовремя опустил руку ему на плечо, заставляя замолчать прежде, чем это сделает суд. Крауч слегка подался вперёд, а профессор Дамблдор положил ладонь на трибуну. У меня пересохло в горле.

— Любопытное замечание, мистер Малфой, — обманчиво мягко заметил директор. — Разумеется, восстановление в правах мистера Блэка вам крайне невыгодно, ведь вы теряете второй голос в Визенгамоте. И всё же голословно утверждать, что мистер Блэк недееспособен…

— Голословно, профессор Дамблдор? — улыбнулся Малфой. — Вот как? Я попрошу целителя О’Брайна позднее рассказать вам о вреде раннего постижения анимагии, а пока обращу внимание суда на следующие факты. Мистер Блэк провёл большую часть своего срока в Азкабане в облике собаки. Его же слова: «Чувства животного проще, чем человеческие, и дементорам труднее их распознать». Далее, — он извлёк из внутреннего кармана свиток пергамента, развернул и зачитал:

— Мистер Блэк совершил нападение на мистера Рональда Уизли, перед этим выкрав пароли от гостиной Гриффиндора. В погоне за крысой, которую он считал Питером Петтигрю, мистер Блэк едва не нанёс тяжёлые увечья детям. В показаниях мистера Маунтбеттен-Виндзора читаем: «Лающий смех, отрывистая манера говорить, потеря нити разговора». Мистер Блэк — близкий родственник моей жены, я не могу допустить, чтобы он остался без надлежащей помощи и причинил вред себе или окружающим. Прошу суд рассмотреть моё ходатайство.

Блэка снова увели, объявили перерыв. Паркер попытался запихнуть в меня сэндвич, но меня тошнило при мысли о еде. Гарри колотило от ярости. Мы не могли ничего обсуждать — Малфой сидел совсем недалеко. Оставалось только обмениваться взглядами, но как взглядом передать надежду на то, что всё будет хорошо?

— Гнида! — ничуть не стесняясь, гаркнул Грюм. — Как есть гнида. Только великоват кусок выбрал, не проглотит.

Малфой его, конечно, слышал, но не пытался возразить, а Грюм, похоже, вошёл во вкус и принялся описывать суд над самим Малфоем. Я разрывался между желанием попросить его перестать и восхищением: не каждому, знаете ли, дозволено говорить всё, что вздумается.

— Что теперь будет? — спросил я, едва шевеля губами. Паркер наклонился к моему уху и прошептал:

— Как вы считаете, Ваше Высочество, удивил ли Малфой Дамблдора?

Я нахмурился, а Паркер ухмыльнулся:

— Мы все знали о месте в Визенгамоте. Не было сомнений, что Малфой попытается что-то предпринять. А это — самый очевидный ход.

— То есть… все готовы? — ещё тише уточнил я, стараясь скрыть изумление.

— Более чем. Директор был бы плохим политиком, если бы не мог предугадать действия противников. О, возвращаются…

— Заседание продолжается! — возвестила Долорес Амбридж. Блэк снова сел в кресло, но в этот раз цели не попытались его сковать: его оправдали, Азкабан ему не грозил — теперь речь шла о свободе другого толка.

Целитель О’Брайн оказался рослым плечистым ирландцем с резким акцентом и манерой сыпать терминами. Он десять минут расписывал, как именно животная сущность поглощает человеческую, и в чём разница между превращением в зверя и чувствами этого зверя. Потом вызвали профессора МакГонагалл. Я видел, насколько неприятно ей было поддерживать ирландца, но она вынужденно подтвердила как мастер трансфигурации и зарегистрированный анимаг, что превращения, которые практиковали Блэк и его друзья, неизбежно сказывались на их психике.

— Мы просто не можем допустить, — не скрывая торжествующей улыбки, вступил Малфой, — чтобы мистер Блэк оказался один. А поскольку моя жена — самый близкий ему родственник…

— Не самый! — внезапно раздалось откуда-то из-за моей спины. Я обернулся и увидел, как поднимается на ноги высокая женщина с копной чёрных волос, одетая в изумрудную мантию. — Нарцисса — не единственная кузина Сириуса, не так ли? Если речь зайдёт об опеке, я прошу суд также рассмотреть мою кандидатуру. Как минимум, — она обвела зал взглядом, — я способна говорить за себя сама, а не через мужа.

— Это мило с твоей стороны, кузина Меди, — заметил Сириус и внезапно широко улыбнулся, — действительно, мило. Правда, опека мне едва ли нужна. Мистер Малфой говорил, что моя звериная сущность опасна для меня самого. То же самое решил мой целитель в Мунго, поэтому неделю назад два профессиональных легилимента извлекли из моей головы и удалили знания о превращении. Я помню, что был псом по кличке Бродяга. Но… больше не смогу им стать.

* * *

Нам не было места на празднике — просто не могло быть. Быстро помахав мне, Гарри кинулся к крёстному и уже более не отходил от него. Мистер Уизли и Рон тоже пошли их поздравлять, зашла речь о торжественном обеде — Блэк был хорошо знаком и с мистером Уизли, и с его женой. Их небольшую группу постепенно окружали всё новые и новые люди: та самая «кузина Меди», профессор МакГонагалл, мадам Боунс и многие другие стремились выразить Блэку поддержку и поздравить с освобождением. Паркер отошёл к прессе— давать комментарии от моего имени. А рядом со мной возник Блейз. Он вырос и поменялся за короткий месяц разлуки: слегка раздался в плечах, как будто загорел, подстригся короче и незнакомо, по-новому цокнул языком:

— Почему тебя не кормят во дворце, Мышонок? Может, навестить вас и отравить повара?

Я широко улыбнулся и попросил не травить наш персонал.

— Эх, тебя бы к нам на виллу на пару месяцев. Солнце, море, фрукты и приключения в духе «ближайшая булочная вон на той горе».

Я на миг представил себе такое лето, и сделалось тоскливо. Гулять, сколько захочется, плавать наперегонки с лучшим другом, валяться на траве под фруктовым деревом... Лето из чьей-то чужой жизни.

— Не вешай нос, — чутко уловив мой настрой, попросил Блейз, — придумаем что-нибудь. Ну, как мы Блэка отбили, а?

— Фрау Диркшнайдер, как поживает ваш супруг?

Мы замерли, услышав слова декана, адресованные маме Блейза. Голос буквально сочился ядом, и Блейз прикусил губу, чтобы не засмеяться.

— Вы совсем не читаете газет, Северус, иначе знали бы о моём разводе. И, кажется, я уже просила вас называть меня Франческой.

Мои глаза округлились. Блейз повернулся ко мне всем корпусом, видимо, чтобы не попасться, и затрясся от смеха. А я невольно видел, как декан оказывается рядом с мамой Блейза, как он сжимает губы и смотрит куда-то в сторону. Очень неловкое зрелище...

— Я смотрю, мазь пошла на пользу? — спокойно продолжила женщина, которую я решил в мыслях называть мадам Франческой, чтобы не путаться в фамилиях. — На вашем месте я бы не применяла её дальше. Этот тонкий шрам выглядит довольно мужественно и добавляет вам определённого шарма. Поверьте, дорогой, я знаю, о чём говорю, — и она слегка коснулся пальцами его локтя. Я понял, что краснею, и немедленно сделал вид, что изучаю потолок. Или пол. Или вон ту группу волшебников в судейских мантиях. Только уши заткнуть не получилось, так что, даже ничего не видя, я всё равно слышал явно больше, чем хотел бы.

— Можно, не он следующий, а? — как-то обречённо спросил Блейз в пространство.

* * *

За ближайшие несколько дней я узнал о последствиях суда. К огромному огорчению Гарри, опеку над ним Блэку не передали. Тот пожал плечами и повадился ходить к семье Дурсль на обеды. Каждый день. По словам Гарри (он рассказывал об этом с нескрываемым восторгом), дядя и тётя пока не нашли способа от него отделаться, тем более, что Блэк без труда носил маггловскую одежду и всякий раз дарил миссис Дурсль цветы. Впервые за всю жизнь Гарри провёл день рождения на аттракционах, получил от Блэка гору подарков, а заодно выяснил, что ту «Молнию» тоже подарил он же, изыскав способ снять деньги со счёта. «Сумасшедший», — счастливо прокомментировал это Гарри.

Визенгамот долго решал, штрафовать ли Блэка за незаконную анимагию. В конце концов, постановили засчитать его прошлый срок в Азкабане — и на этом основании отказались выплачивать компенсацию за длительное заключение без суда и следствия.

Люциус Малфой лишился второго места в Визенгамоте. В письме, которое написал мне Драко (и которое я получил с большой задержкой), говорилось, что старший Малфой в ярости, но ничего поделать не может. Мне показалось, что Драко испытывает злорадство — и винить его я не мог. Рита Скитер написала довольно пространную статью в «Ежедневном Пророке». Паркер принёс её мне почитать и велел мне делать выводы самостоятельно. Я решил, что статья оплачена Малфоем: слишком уж много там было рассуждений о том, насколько опасно выпускать Блэка на свободу.

— Ему стоит дать интервью, — сказал я, дочитав. Паркер улыбнулся и согласился:

— Стоит. А сначала — ему стоит завести пресс-секретаря себе и крестнику. Но, боюсь, он считает такой подход слишком уж слизеринским.

Наверное, я бы написал об этом Гарри, но не успел — меня поглотила подготовка к Чемпионату мира по квиддичу. Вмешательство отдела Дженкинса в подготовку сильно повлияло на общий уровень мероприятия. Паркер между делом рассказал, что в первоначальном плане гости должны были прибывать на площадку чуть ли не за две недели, а за лагерем следили магглы, которым планировалось регулярно стирать память.

Корона, конечно, не могла допустить такого издевательства над своими подданными, так что землю возле стадиона оградили магглоотталкивающими чарами, а чтобы справиться с нехваткой рабочих рук, к организации привлекли студентов-старшекурсников из трёх крупнейший европейских школ магии. С Седриком Диггори, который перешёл на седьмой курс, мы даже успели немного поболтать, когда его отправили встречать нас с Паркером.

— Колин грозится сделать целый фоторепортаж для газеты про то, как мы тут работаем, — сообщил Седрик с улыбкой, пока мы шли к стадиону по будущему палаточному городку.

— Не сомневаюсь! Это же Колин… Не жалеешь, что тратишь на это всё летние каникулы?

— Шутишь? — удивился Седрик и поправил жёлтую повязку на рукаве мантии. — Лучшее лето в моей жизни! Эй, привет, Людо!

Я тоже его заметил: на всех порах к нам нёсся Людо Бэгмен, глава Департамента магических игр и спорта. В прошлом он сам играл в квиддич на профессиональном уровне, с тех пор так и не расстался с полосатой чёрно-жёлтой мантией, а со своим объёмистым животом и небольшой вытянутой головой и вовсе напоминал мультяшную пчелу. Бэгмен ненавидел формальности, так что на стадионе все его звали по имени — даже стажёры.

— Кого я вижу, вот так гости! — воскликнул Людо и замахал руками, явно желая меня обнять, но не решаясь сделать это в присутствии Грюма. — Как поживаете, Ваше Высочество? Седрик, ты уже показал гостям нашу фуршетную зону? Барни, Барни, да отлипни ты от парня хоть на секунду! Тут пока никакой прессы, всё тихо-мирно! Дай хоть отдохнуть от твоей рожи!

Паркер хмыкнул, Седрик попытался что-то объяснить, а я, уже наученный опытом, просто спросил, как Людо поживает. Практика показывала, что отвечать на каждую его реплику не имело никакого смысла.

— Нет, вы только подумайте, Берта так и не вышла из отпуска! — пожаловался Людо, сообщив, что сам проводит нас к стадиону.

— Берта? — переспросил Грюм.

— Ну, моя Берта, Берта Джоркинс, дырявая голова. Я её ждал ещё в конце июля, а она что? Спорю на что угодно, опять перепутала Албанию с Австралией, — он развёл руками. — А между прочим, у меня тут каждый человек на счету. Спасибо ещё, старина Крауч помогает, а то я сам, знаете, в языках не силён…

— Нам повезло с иностранными стажёрами, — заметил Седрик негромко и густо покраснел. Признаюсь, мне стало страшно любопытно, в чём дело, но, конечно, спросить я не решился. Тем более, что мы дошли до стадиона — и все посторонние разговоры стихли.

Я запрокинул голову в изумлении. Вообще-то чаще всего локации волшебного мира казались мне маленькими... Но не этот стадион. Он был значительно вместительнее Аскота и любого стадиона, где мне доводилось бывать; трибуны уходили далеко вверх, кольца едва-едва виднелись с земли. Огромные экраны парили в воздухе, пока тёмные, но я не сомневался, что они станут важной частью трансляции. Даже самые дешёвые нижние места отделали чем-то вроде искусственной кожи, а ложи декорировали бархатом и резьбой. Над всеми зрительскими местами раскинулся громадный сине-красный тент. Его не поддерживали никакие стойки — он просто парил сам по себе.

— Ну, вот так, скромненько, — сообщил Людо, пряча руки за спину. — Ну, Седрик проводит вас в министерскую ложу, а я приведу остальных, да и запустим репортёров. Раз-раз, и готово. Полчаса, и можно пить чай.

Людо подмигнул и умчался прочь через весь стадион, а мы пошли к трибунам. Я представил с трепетом, сколько времени придётся карабкаться наверх, но Седрик показал нам небольшой лифт прямо к ложе. Сегодня мне предстояло стать участником весьма специфической пресс-конференции, посвящённой окончанию строительства стадиона. Разумеется, ничего толкового по теме я сказать бы не смог, но Паркер заявил, что я должен присутствовать и показать, что королевская семья поддерживает Министерство магии. Уж не знаю, как так вышло, но, когда мы вошли в ложу, там уже находились министр Фадж, его секретарь Долорес Амбридж, мистер Крауч в сопровождении Перси Уизли и Людо Бэгмен. Разговор прервался на приветствия, а потом внезапно Перси заявил:

— И всё же, вам следует беречь себя, мистер Крауч!

Крауч обернулся к нему с таким видом, словно пытался вспомнить, как его зовут.

— Мальчик прав, Барти, — по-отечески ласково заметил министр, — со здоровьем шутки плохи. Ничего страшного в этом нет, мы все не молодеем. Я сам вот вынужден время от времени пить то варево, которое готовят нам в Мунго.

— Разумеется, разумеется, — отмахнулся Крауч. — Поставьте мне в расписание приём этих мордредовых зелий, Уэзерби, и дело с концом! Ну, где твои журналисты, Людо? Не будем же мы тут торчать весь день!

Бэгмен засуетился, и мы устроились в креслах в ложе, которая расширилась до размеров полноценного кабинета. А вскоре внутрь зашли журналисты и фотографы — всего человек двадцать. Я ответственно выучил «Квиддич до наших дней» и всю турнирную таблицу последних двух лет, так что, когда меня спросили, кого из игроков я больше всего хочу увидеть в деле, мне хотя бы было, что ответить.

— Простите, я буду банальным, но мне не терпится посмотреть на игру Виктора Крама.

— Вы болеете за Болгарию? — тут же встряла Рита Скитер, и взгляд её сделался хищным.

— Я болею за честную игру, мисс Скитер. Не скрою, мне бы хотелось видеть Британию в финале, но, поскольку она не прошла, я пока не решил, какой команде отдаю предпочтение.

Собственно, на этом вопросы ко мне и закончились — в основном журналистов интересовали ответы взрослых. Когда мы закончили, мистер Крауч, пробурчав себе что-то под нос, выпил зелье из склянки и потёр грудь в области сердца. Поймал мой взгляд, кривовато улыбнулся и заметил:

— Вам пока не понять, Ваше Высочество. К счастью, вы молоды. Но Уэзерби прав, что достаёт меня с этими лекарствами.

— Он Уизли, — совсем тихо сказал я, а улыбка Крауча стала ещё более кривой. Он спросил:

— Полагаете, я не знаю, как зовут моих подчинённых?

— Но…

— Однажды он заслужит называться по имени, — отрезал Крауч, — или останется пожизненным Уэзерби. Зависит от него. Корнелиус, когда я получу ответ по Аргентине? Ваш секретарь не справляется с нагрузкой?!

Слушая, как Крауч отчитывает министра магии, я слегка поёжился. Вот не хотел бы я когда-нибудь оказаться у него во врагах. Или, что ещё хуже, в подчинённых. Пользуясь случаем, я постарался улыбнуться Перси так искренне, как умел. Бедняга заслуживал небольшой поддержки!