Сердце Скал. Зверь (джен)

Круг тому назад в обязанности оруженосца входило блюсти меч и кольчугу, а в преддверие битвы втискивать своего эра в боевой доспех, больше смахивающий на отполированную бочку. С тех пор многое изменилось: латы заметно полегчали, меч уступил место шпаге, а должность оруженосца стала приятной и необременительной — налить вечерний бокал вина и составить компанию своему эру за бутылкой-другой кэналлийского. Короче, герцогу Окделлу достались одни преимущества, а обязанность таскать замшелые регалии за господином регентом, разумеется, свалилась на виконта Валме!

Не то чтобы Марсель забыл о благодарности — нет, он испытывал глубокую признательность к надорскому герцогу за своевременное появление в ночь смерти Штанцлера. Но когда Рокэ предложил им поменяться местами при его особе, Марсель в глубине души рассчитывал на окделльские привилегии. Он не сомневался, что в присутствии Алвы ему не угрожает никакая опасность, даже потусторонняя, и с радостью ухватился за возможность вести задушевные разговоры, особенно после трёхмесячных квартир у капитана Карваля. Кроме того, ему и впрямь было нужно многое рассказать Рокэ и ещё больше выслушать — после сидения в подвале он оказался совершенно не в курсе текущих дел. И что же? Вместо дружеской болтовни он уже третий день безмолвно таскался за монсеньором регентом то в штаб, то в обоз, то к артиллеристам, то к спешно возводимой переправе, нагруженный потёртым кожаным кофром, который для верности ещё и пристегнули к его поясу цепью. Навьюченный таким образом, Марсель до отвращения напоминал самому себе бродячего хирурга-зубодёра, который в надежде на заработок тащится вслед за армией, ни на секунду не расставаясь с инструментами своего злодейского ремесла.

Рокэ обращал на него внимания не больше, чем на собственную тень. Единственный разговор между ними состоялся в тот же вечер, когда кардинал Левий и герцог Окделл доставили свою находку в ставку регента. Марсель, не обинуясь, рассказал всё: и как не преуспел в Сакаци, и как взялся за поручение принца Ракана, и как попался в плен графу Штанцлеру и едва не угодил в лапы выходцу после убийства бывшего кансилльера. Он был многоречив и откровенен и призывал благословение небес на герцога Окделла и его пса.

— Если бы не собака, ваша светлость, покойная королева наверняка схватила бы меня! А заслышав ваш голос, Кладбищенская лошадь тут же обратилась в бегство.

— Вот как? — спокойно проговорил Алва, разглядывая своего насупившегося оруженосца. — И какую же пакость вы успели сделать Кладбищенской лошади, юноша?

— Никакой, — хмуро бросил Окделл, но когда Алва с наигранным удивлением приподнял левую бровь, нехотя признался: — Кажется, в Лабиринте я попытался утопить её в камне.

Утопить в камне? В прежнее время Марсель обязательно поинтересовался бы, как это возможно, но сейчас благоразумно сдержал любопытство.

Алва удостоил Окделла долгим взглядом, который тот встретил недовольным сопением.

Вообще говоря, Марсель понимал Рокэ. Он сам недооценил надорского герцога. Внешне тот казался тихоней и скромником: Марсель помнил, как неприметно юноша вёл себя у Марианны в тот памятный вечер, когда Алва играл с Килеаном. Сам Марсель предпочитал людей ярких, обаятельных, бесшабашных, блистательных. Юный Ричард первоначально показался ему скучным и неуклюжим, как слепой щенок надорского волкодава. И вот пожалуйста — он гоняет выходцев и топит Кладбищенскую лошадь в камне! Положительно, к нему стоит присмотреться. Благородная патина тоже выглядит тускло, но именно она придаёт ценность металлу.

Сейчас упомянутая «благородная патина» находилась на посту недалеко от деревни Алейе́, которая соседствовала с замком Эр-Эпинэ. Утром Алва позволил своему оруженосцу проводить кардинала Левия вплоть до последней заставы, и Окделл остался там ожидать конца переговоров. Четверть часа назад он прислал одного из своих надорцев с докладом, что в деревне за рекой началось подозрительное движение, словно мятежники перебрасывали туда дополнительные силы. Но едва Алва с сопровождающим его денно и нощно Марселем подъехали, как офицеры дружно закричали им навстречу:

— Белый флаг, монсеньор! Белый флаг!

И точно: мятежники приближались к мосту через реку Жолле открыто и без оружия. Впереди них реяло белое полотнище, свидетельствующее о мирных намерениях.

— Неужели его высокопреосвященство совершил чудо? — пробормотал Алва про себя, привстав на стременах. Улочки деревни на том берегу заполняло эпинское ополчение — солдаты с красными тряпичными маками, пришитыми к правому плечу (отличительный знак восставших — его выбрал ныне покойный граф Штанцлер). Во главе солдатской толпы Марсель рассмотрел большую карету с гербами, окружённую несколькими всадниками.

— Похоже на герцогский экипаж, — сообщил он Алве. — Но кто бы мог им воспользоваться? Ведь Анри-Гийом умер несколько месяцев назад.

Герцог Окделл, завидев своего эра, бросился к Алве едва ли не бегом.

— Эпинэ готово сложить оружие! — воскликнул он в крайнем возбуждении. — Видите, эр Рокэ? А вы ещё не верили во влияние Святого престола!

— Вы восторженный эсператист, юноша, — проронил Алва, продолжая разглядывать улочки Алейе. — Но я не вижу самого кардинала.

Ричард, взобравшись на укрепления, принялся выглядывать серую рясу Левия. Тем временем солдаты, дойдя до переправы, принялись срывать с себя красные маки — вероятно, это означало разрыв с восставшими. Огромная масса пехотинцев ступила на мост; мушкеты и холодное оружие везли на телегах. Впереди всех ехал всадник, фигура которого показалась Валме настолько знакомой, что он даже протёр глаза.

— Герцог Робер Эпинэ! — зычно возгласил сопровождавший всадника почтенный дворянин в видавших виды латах. — Его светлость признаёт власть регента герцога Алвы и отдаёт себя и своих людей в его распоряжение!

— Герцог Робер Эпинэ! — повторил Марсель поражённо. — Надо же! Жив-здоровехонек. А я-то думал, что он уже давно покинул наш бренный мир и переселился в угодья Леворукого. Чудеса!

Как вскоре выяснилось, воскресшего герцога сопровождали только его мать, маркиза Эр-При, и два полка, готовых сложить оружие перед законным регентом Талига — Гаржиака и Шуэза. Барон Шуэз, впрочем, прибыл в виде бездыханного тела, что наглядно доказывало: не все мятежники согласились со своим новым сеньором.

Сдавшиеся солдаты держались угрюмо и подавленно. Они безмолвно оставили своё оружие на заставе по требованию Первого маршала; очевидно было, что никто из них не знает, чего ожидать в дальнейшем. Однако когда мост переехал герцогский экипаж, поднялась суматоха: маркизе Эр-При, сидевшей в нём с другими женщинами, стало нехорошо. Слуги засуетились — бестолково, как обычно и бывает в таких случаях. Робер Эпинэ не знал, чем помочь матери: то ли вынести её из кареты на обочину дороги, где барон Гаржиак и подскочивший к ним Окделл поспешно расстелили свои плащи, то ли, напротив, гнать экипаж до первого подходящего деревенского дома.

Маркиза всю жизнь страдала от слабого сердца, а события последних часов сильно потрясли её хрупкий организм. Мужество позволило ей переждать переправу через Жолле, но как только мост остался позади, силы её покинули. Испуганные горничные и Мэллит пытались помочь бедной женщине, но от них было мало проку.

К счастью, Алва сразу же понял, в чём дело. Благодаря его быстрым распоряжениям переполох улёгся. Маркизу вынесли из кареты и переложили на носилки, которые Алва распорядился подать. Военный лекарь-кэналлиец появился возле них как по волшебству.

Но больше врача с его снадобьями на улучшение самочувствия маркизы повлиял сам регент.

— Эрэа, — сказал он спокойным уверенным голосом, — вам не о чем беспокоиться. Даю вам слово: в моей ставке вашему сыну ничто не угрожает.

Его твёрдый тон унял тревогу матери, и вскоре лекарь смог объявить утешительные известия.

— Её светлости стало легче, — доложил он. — Но она нуждается в полном покое. Комнаты соберано — лучшие из всех, какими мы тут располагаем. Дозволено ли нам освободить их для маркизы?

— Безусловно, мэтр. Делайте всё, что нужно, — коротко ответил Алва, делая знак пропустить носилки с больной вперёд.

Робер Эпинэ в порыве горячей признательности бросился к регенту с протянутой рукой:

— Благодарю вас! — растроганно произнёс он. — Я бесконечно обязан вам за доброту к моей матери.

Эпинэ явно не подумал о том, что делает, но Алва мгновенно оценил обстановку и не колеблясь ответил на рукопожатие. На глазах у всей армии он дружески поприветствовал того, кого полагали номинальным главарём мятежа. Валме едва не присвистнул от удивления.

Однако именно этот жест словно прорвал плотину всеобщего недоверия. Он показался всем залогом будущего мира. Насупленные, настороженные люди выдохнули с облегчением, словно восприняв его как знак прощения за прошлые грехи. Все заулыбались, а солдаты Алвы принялись по-приятельски похлопывать по плечам разоружённых пехотинцев Шуэза и Гаржиака. Те в ответ несмело приветствовали своих новых товарищей.

Герцог Окделл, до этой минуты бестолково топтавшийся возле носилок маркизы, наконец-то пришёл в себя и оглянулся по сторонам.

— Робер! — воскликнул он, протягивая обе руки к Иноходцу. Тот радостно встрепенулся, широко шагнул навстречу юноше, и оба несостоявшихся мятежника крепко обнялись.

— Как же я рад видеть тебя, Дикон! — с чувством произнёс Робер, немного отстраняясь, чтобы хорошенько рассмотреть юношу. — Я-то уж думал, что потерял тебя. А ты вон каков: живой и вырос на полголовы с нашей последней встречи!.. Кстати: тогда ты дал мне добрый совет — может быть, самый добрый из всех, что я получал на своём веку. Тогда я не понял этого, но теперь я собираюсь ему последовать!

— О чём ты говоришь, Робер? — удивлённо спросил Дик: за множеством произошедших событий их последняя встреча в Граши́ выветрилась у него из памяти.

— О примирении с Алвой, — просто ответил Робер. — Я приехал сюда именно для этого. Я готов присягнуть на верность Олларам или их преемнику. Моего сюзерена Альдо Ракана больше нет в живых.

— Как?!! — воскликнул поражённый Валме, весь обращаясь в слух.

Дик потрясённо отстранился, глядя на Робера расширившимися глазами.

— Как?.. — повторил он следом за виконтом. — Что ты говоришь?!!

— Может быть, вы расскажете об этом и мне? — мягко вклинился в разговор Алва, который не таясь наблюдал за ними (Марсель, сгорая от любопытства, подглядывал из-за его плеча). — Но должен сказать, что такие вещи не обсуждаются во всеуслышание. Предлагаю вам своё гостеприимство, Эпинэ. Дом местного старосты отнюдь не дворец, но там найдётся угол и для вас.

Робер склонил голову в знак согласия.

— Надеюсь, вы примете как гостя и барона Гаржиака, — ответил он, представляя своего единственного сторонника. — Я не смог убедить других сложить оружие, но барон встал мою сторону и предпочёл мир войне.

— Барон разумный и отважный человек, — учтиво сказал Алва, отвечая на поклон Гаржиака. — В Ренквахе я имел честь сражаться с ним и не понаслышке знаю о его мужестве. Однако я нигде не вижу кардинала Левия. Мои худшие предположения сбылись, и мятежники оставили его у себя в качестве заложника?

— Какая низость! — возмущённо воскликнул Ричард, покраснев от негодования.

— Увы, — сокрушённо признался Робер, разводя руками. — Я не мог ничего сделать. Они полагают, что вы не решитесь на штурм, пока кардинал у них в руках. Не знаю, чего они надеются достичь. Я говорил им, что их намерения безумны…

— Их намерения прежде всего преступны, — холодно оборвал его Алва. — Но мы обсудим это позже. Пока же прошу вас ехать за мной.

— Одну минуту, — остановил его Робер. — У меня есть небольшой… э-э… подарок для тебя, Дикон. Эй, сержант! — крикнул он одному из всадников, которые замыкали колонну пехотинцев Гаржиака. — Езжайте-ка сюда!

Следуя полученному приказу, неведомый сержант выбрался из хвоста колонны. Ричард уставился на него как зачарованный — точнее, не на него самого, а на его лошадь. То была великолепная мориска вороной масти, отлично выезженная и явно дорогая, нисколько не соответствовавшая сидевшему на ней коренастому, крепко сбитому парню.

— Сона! — пробормотал Ричард как во сне и тут же крикнул во всю силу своих лёгких: — Сона!

Услышав его, лошадь заволновалась, заржала и бросилась навстречу прежнему хозяину, не слушая теперешнего. Застигнутый врасплох сержант едва успел соскочить, когда лошадь поравнялась с Окделлом. Юный герцог повёл себя как сумасшедший или страстный влюблённый: он опрометью кинулся на шею мориске, крепко обхватил её обеими руками и зарылся лицом в её гриву так, словно обрёл утраченное сокровище. Марсель вряд ли смог бы проявить подобный пыл, даже если бы перед ним внезапно явилась сама великолепная Марианна, Звезда Олларии.

«Разрубленный Змей! — подумал Валме, чувствуя себя слегка задетым. — Да это просто неприлично: так обниматься с лошадью!».

Сона с тихим ржанием склонила голову к Ричарду, касаясь его волос своими мягкими губами. Робер созерцал эту картину с довольным и растроганным видом и даже барон Гаржиак, этот старый вояка, казался тронутым.

Марсель почувствовал, что для восстановления душевного равновесия нужно отпустить какую-нибудь шутку и наклонился к уху Ворона.

— Герцог Окделл предпочитает кобыл? — вполголоса осведомился он, иронически скривив губы.

Ворон повернулся к нему вполоборота. Хотя он держался спокойно и сдержанно, человек, плохо его знающий, мог бы решить, что он тронут не меньше Эпинэ и Гаржиака.

— Герцог Окделл любит своих друзей, — обронил он через плечо. — Девиз его предка, Ричарда I, был «Верен!». Ричард III Окделл тоже следует ему, и меня это радует.

Марсель больно прикусил язык: полное имя оруженосца вызвало в нём желание сказать что-нибудь саркастическое. Но Алва явно не был расположен слушать его замечания.

— Кстати, где вы разыскали Сону, Эпинэ? — небрежно поинтересовался регент.

— В Гальтаре, — лаконично отозвался тот. — Её приютила одна крестьянка.

К счастью, в это время Ричард III Окделл наконец соблаговолил оторваться от своей лошади и протянул руку Эпинэ.

— Благодарю, Робер, — тихо произнёс он. — Я никогда не забуду этой услуги!

— Брось!.. — начал было Иноходец, но Алва прервал его.

— Что ж, юноша, — заметил он небрежно, — если вы закончили здороваться с вашими друзьями, то я прошу всех следовать за мной.

В домике старосты виконту Валме, офицеру Первого маршала и носителю регентских регалий, выпала высокая честь оказаться в одном обществе с самыми родовитыми людьми королевства: герцогом Алвой, герцогом Окделлом и герцогом Эпинэ. Чувствовал он себя при этом как лакей, несущий поноску за хозяином: треклятая цепь с кофром, что ни говори, унижала его. Однако Марсель изрядно утешился, заметив, что новый герцог Эпинэ тоже ходит с наплечным мешком, из которого торчит нечто вроде золотого коромысла. Последние неприятные ощущения улетучились из его души, когда к мужчинам присоединилась новая и совершенно очаровательная особа. Эпинэ разыскал её в покоях, отведённых его матери, и привёл в гостиную, где была устроена комната для совещаний.

Особой являлась молодая женщина в простом и пыльном дорожном платье. Но её золотистые газельи глаза были такими трогательными и показались Марселю настолько знакомыми, что он сразу же сказал себе мысленно: «Да ведь я знаю эту прелестную эрэа!».

— Позвольте мне представить вашей светлости, — заявил Эпинэ официально, обращаясь к Алве, — вдову моего друга Альдо Ракана. Однако она просит вас как о милости не называть её ни принцессой, ни высочеством.

Едва прозвучали эти слова, как в памяти Марселя что-то вспыхнуло. Ну конечно! Юная дикарка из дворца Сакаци! Алатская кузина обаятельного принца Ракана, который, если верить словам Эпинэ, умер таким молодым и так безвременно. Они действительно знакомы, закатные кошки побери!

Марсель сам не заметил, как выпрыгнул вперёд, оказавшись на полшага впереди Алвы, и раскланялся с принцессой со всей галантностью настоящего придворного.

— Ваше высочество! — с энтузиазмом провозгласил он, размахивая шляпой перед юной дамой. — Уверен, что вы помните меня. Я имел неловкость свалиться перед вами с крыши террасы в Сакаци, когда ваши соотечественники отмечали Огненную ночь. Проклятые гнилые решётки! Они коварно подвели меня. А этот кошкин хмель, чтоб его морозом побило!.. Никогда не забуду его запах.

Молодая женщина попятилась от него в замешательстве:

— С-сударь…

— Разве ваше высочество не припоминает? — с настойчивой любезностью продолжал Марсель. — Моё имя виконт Валме. Ваш кузен представил меня вашему высочеству, хотя я был смешон и неуклюж, как медведь на ярмарке!

Он весело и ободряюще улыбнулся, но золотоглазая дикарка бросила на него взгляд затравленного зверька, и, не отвечая на поклон, проговорила испуганно:

— Не называйте меня высочеством!

— Эрэа, — вмешался Алва, отодвигая Валме в сторону, — может быть, вы соблаговолите сесть и объяснить нам, почему вы отказываетесь от титула вашего мужа?

Робер мягко помог Мэллит опуститься на стул, и мужчины заняли свои места следом за ней и регентом. Один Марсель остался стоять, слегка обидевшись на проявленную неучтивость. Тонкие пальчики молодой женщины сжимались и разжимались, свидетельствуя о сильном душевном волнении, пока она искала нужные слова для ответа.

Её смятение оказалось вполне оправданным.

— Мой супруг… Мой супруг Альдо не был принцем, — наконец выговорила она с явным трудом. — А ещё он не был Раканом.

Эти слова ударили Марселя словно обухом по голове, и он невольно сел на стул.

— Что? — произнёс он оторопело. — Как это понимать? Что любезный принц вовсе не был принцем?

— Ваш муж не был Раканом? — переспросил Алва. Его голос, в отличие от голоса Валме, звучал вполне спокойно и уравновешенно. — Он знал об этом?

— Он… узнал, — проговорила Мэллит через силу. — Недавно. Прежде — нет.

— Как он умер? — резко спросил Алва и тут же извинился, увидев, как передёрнулось лицо Мэллит. — Простите, эрэа, я не хотел причинить вам боль. Я собирался спросить, был ли кто-нибудь свидетелем его смерти?

Мэллит отрицательно замотала головой.

— Нет. Недостой… Я тоже не была. Он умер один.

— Несчастный случай во время агарисского наводнения? — уточнил Алва безэмоционально.

— Нет. — Мэллит сглотнула и произнесла отчётливо и внятно, хотя пальцы её мелко дрожали: — Альдо умер потому что так решил он сам.

Ричард Окделл, сидевший весь напрягшись, прерывисто выдохнул и сжал кулаки, словно он заподозрил худшее. Робер подавленно молчал: он уже знал в общих чертах о судьбе своего друга. Алва задумчиво рассматривал молодую женщину: похоже, он решил позволить ей высказаться самой, без его помощи.

Мэллит, кажется, поняла это и собралась с духом.

— Когда Альдо уходил, — произнесла она тихим голосом, но твёрдо, — он знал, что трон этой страны не его наследство. Он не хотел брать чужого. И я тоже не хочу. Я не хочу, чтобы над моим сыном довлело прошлое чужого рода!

— Вы ждёте ребёнка, эрэа? — с живостью спросил Алва, разом обратив внимание на последние слова.

Мэллит кивнула, подняв на него огромные испуганные глаза.

— Но раз наследство Раканов не ваше, — продолжал Алва, — то что тогда достанется ему и вам?

— Пока я жив, они ни в чём не будут знать недостатка! — решительно вмешался в разговор Робер. — Я позабочусь о семье моего друга как должно.

— Робер… — несмело прошептала Мэллит с тревогой и признательностью.

— Это законное желание, эрэа, — произнёс Алва, внимательно посмотрев на них обоих и, видимо, что-то решив для себя. — Я вполне его одобряю. Герцог Эпинэ достаточно богат, и у него найдутся земли и титул для вашего сына или приданое для вашей дочери. Но под каким именем вы станете жить в Талиге, эрэа? Вы уже думали об этом?

Приведённая в замешательство быстротой, с которой регент принимал решения, Мэллит отрицательно покачала головой.

— Царственная… Царственная бабушка подарила мне имя баронессы Такози, — призналась она. — Но я не имею на него прав.

— Если принцесса Матильда сделала вам такой подарок, то имя ваше, — твёрдо возразил Алва. — Однако я предпочёл бы, чтобы вы были талигойкой, а не алаткой. Если бы вы вторично вышли замуж здесь, в Талиге, то стали бы мне соотечественницей и дали вашему ребёнку законного опекуна. Я говорю об этом не для того, чтобы умалить вашу скорбь по супругу, — добавил он серьёзно, — а в интересах вашего сына. Тем более, что здесь у вас есть преданный друг. Герцог Эпинэ пожелал принять на себя заботу о вас и вашем ребёнке. По истечении срока траура вы могли бы отблагодарить его равной заботой о нём самом.

Робер бросил на Алву быстрый взгляд, в котором блеснула невольная признательность. Мэллит склонила голову, слегка покраснев.

«Неужто у этой парочки когда-то был роман?» — подумал заинтригованный Марсель. Рокэ явно что-то заметил, иначе он не заговорил бы о брачных планах!

— Альдо… Альдо оставил мне кое-что, — несмело произнесла гоганни, снова взглянув на регента. — Я хочу показать эту вещь вам.

Мэллит обернулась к Роберу и тот, поднявшись, направился к двери. Приотворив её, он обменялся несколькими словами со слугой-алатцем, ожидавшим госпожу в соседней комнате, и тут же вернулся, неся нечто, завёрнутое в шарф. Остановившись перед Мэллит, Робер осторожно положил свёрток ей на колени.

Гоганни поколебалась с минуту, но затем потянула за конец шарфа и медленно размотала его. Когда ткань сползла, в её руках остался небольшой изящный жезл из светлого металла с набалдашником, украшенным большим лиловым камнем.

Алва, наблюдавший на её действиями с неослабным вниманием, поднялся со своего стула, сделав шаг по направлению к молодой женщине.

— Вот наследство моего сына, — прошептала Мэллит, не поднимая глаз от жезла. — Альдо сказал: только эта вещь несомненно принадлежит ему.

— Это жезл Эсперадора Адриана, — произнёс Ворон, внимательно рассматривая реликвию, но не прикасаясь к ней. — Считается, что это один из даров Ушедших своим потомкам. Он знаком вам, Ричард?

Юноша тоже встал и подошёл к Мэллит.

— Кажется, я видел его изображения на старинных картинах, — ответил он. — Но что касается его самого… Он напоминает мне тот посох, который я однажды заметил в руках у Ойдмы… в Лабиринте, в видениях, которые у меня там были, — быстро пояснил он. — В воспоминаниях моего предка Лита.

Марсель вытаращился на юного герцога: тот говорил вполне серьёзно, а между тем всё, что он говорил, смахивало на бред сумасшедшего. Осмотревшись, виконт, однако, заметил, что никто не разделяет его мнения. Рокэ слушал своего оруженосца с напряжённым вниманием.

— У вас были видения? Вам являлся ваш предок, Ричард?

— Да. Я сам был им, монсеньор.

Рокэ круто повернулся в Мэллит.

— А что скажете вы, эрэа?

— Это жезл Повелителя Волн, — ответила вдова непринца Неракана. — С его помощью Альдо вызвал потоп в Эсперадоровом городе.

— Что? — оторопело повторил Марсель. — Он вызвал потоп? В самом деле? Вот так история!

Положительно: все вокруг посходили с ума!

— Вы уверены, что за это ответственен ваш муж? — переспросил Алва: теперь и в его голосе проскользнуло удивление. — Это точно не было стихийным бедствием?

Мэллит низко опустила голову, как виноватая. Ричард Окделл в волнении сделал ещё один шаг по направлению к ней.

— Я слышал, что наводнение было страшным… Ведь он сделал это нечаянно, не правда ли? Он просто не осознавал, что делает?.. Скажите же, сударыня!

Он выглядел таким взволнованным и расстроенным, словно это он разрушил Агарис.

— Сначала не осознавал, — ответила Мэллит едва слышно. — А потом… Потом стало не так.

Встревоженный Робер наклонился над ней.

— Что ты говоришь, Меллитта? Что Альдо намеренно вызвал потоп? Но зачем, Создателя ради?!

— Он думал, что он Ракан. Считал, что он вправе. А когда всё понял, остановить море уже не мог.

— Вода схлынула через несколько дней, эрэа, — возразил Алва спокойно. — Я читал донесения из Агариса, которые доставляли кардиналу Левию. Он держал меня в курсе всех дел. Почему потоп прекратился, если ваш муж, как вы говорите, не мог остановить его?

Мэллит подняла голову и посмотрела ему прямо в лицо без обычной для неё застенчивости.

— Море остановила смерть Альдо. Он искупил свои вины, сколько бы их не было.

Ричард, хотя он и стоял на одном месте, словно бы споткнулся. Со стороны можно было подумать, что на него снизошло какое-то откровение. Только вряд ли в нём было хоть что-нибудь весёлое, подумал Марсель про себя.

— Цена зову Зверя смерть, — пробормотал Алва себе под нос, ни к кому не обращаясь. — Знать бы ещё, что натворил этот юнец.

— Но если принц Альдо… — пробормотал Ричард, обращаясь к Мэллит, — то есть если ваш муж, — тут же поправился он, — вызвал наводнение в Агарисе, то кто же тогда он был?..

— Это очевидно, — мгновенно ответил Алва вместо гоганни. — Альдо, именовавший себя Раканом, на самом деле был Альдо Сэц-Приддом. Припоминаю, что его прабабка Бланш дала пищу для множества слухов о её любовной связи с тогдашним герцогом Эктором. Вероятно, агарисские Раканы являлись плодом этой связи. Ваш муж убедился в этом, эрэа? Каким образом?

— Благодаря ему, — кратко ответила Мэллит, указывая на жезл. — Он проявляет кровь богов. Кровь излучает свет. Жезл делает свет явным. Недостой… Я сама видела это.

«Разрубленный Змей!» — мысленно простонал Марсель в отчаянии, не зная, что и думать.

— Я должен был догадаться, — пробормотал Рокэ словно про себя. — Это же так просто!..

Ричард и Робер Эпинэ одновременно повернули к нему головы.

— Разве вы не помните, юноша? — спокойно произнёс Алва, обращаясь к своему оруженосцу. — Вы же сами разыскивали в моей библиотеке старые легенды. С помощью этого жезла Эридани Справедливый установил, что Беатриса Борраска действительно беременна от Ракана. Вы все читали об этом, господа. Когда в Золотой Анаксии возникала необходимость проверить происхождение эория, на него направляли камень, вставленный в набалдашник этого жезла. Дом Ветра светился синим, Дом Молний — золотым, Дом Волн — изумрудным, а Дом Скал — багряным. На неэориев камень не реагировал. Весьма удобная вещица для мужей, — пробормотал он в задумчивости. — Или неудобная, как посмотреть.

— А Раканы? — Марсель не удержался и задал мучивший его вопрос: — Каким цветом светятся Раканы?

Адва проигнорировал своего офицера по особым поручениям, словно его тут и не было.

— Так это правда, эрэа? — продолжал он, пытливо глядя на юную вдову. — Этот жезл действительно способен обнаруживать кровь Ушедших?

— Вам достаточно направить его на ребёнка в моём чреве, — ответила Мэллит. — Или на блистательного Робера. Или на первородного Ричарда. Или на себя.

Алва выпрямился так резко, словно внезапно захотел сделать шаг назад, но в последнюю минуту удержался. Ричард бросил на него быстрый взгляд и заметил вскользь с таким выражением, как будто ему случайно припомнилось что-то:

— Когда Ракан берёт в руки реликвии Ушедших, в небе зажигаются четыре солнца.

Валме невольно потёр пальцами лоб. Ему показалось, что он тоже слышал о чём-то подобном.

Регент не стал прикасаться к жезлу. Напротив: он вернулся к своему стулу и снова сел, жестом приглашая остальных последовать его примеру.

— Надобности в проверке нет, — проговорил он равнодушно. — Все Окделлы — это Окделлы, а все Эпинэ — это Эпинэ. Кстати, герцог, — произнёс он, повернувшись к Роберу, — я заметил, что вы тоже, подобно эрэа, привезли с собой необычную и старинную вещь. Я имею ввиду лук, который сейчас с вами. Откуда он у вас?

Только в эту минуту Марсель сообразил, что золотое коромысло, которое он заприметил у Эпинэ, есть ни что иное, как лук, с которого спустили тетиву.

— Я нашёл его в Гальтаре, — ответил смущённый Робер, вынимая реликвию из чехла.

— Похоже, все что-то находят в Гальтаре, — вскользь бросил Рокэ с нечитаемым выражением лица. — Кроме меня, разумеется. Я в свою бытность в Гальтаре не обнаружил ничего.

— Может быть, вы просто не захотели увидеть? — тактично осведомился Робер.

Алва пожал плечами.

— Всё может быть. Где именно вы подобрали свой лук?

— Он лежал прямо у входа Западной башни, но почему-то не целый.

— Каталлеймена разбила его, — внезапно произнёс Ричард и слегка покраснел, когда все взгляды обратились к нему. — Так сказал мой предок Лит… в моём видении.

Хотя он сказал это на талигском, Марсель понял так же мало, как если бы он говорил на своём дикарском горском наречии.

Но Алва явно понял больше.

— В ваших видениях был и этот лук? — осведомился он серьёзно.

Тот наморщил лоб, вспоминая.

— Мне кажется, — проговорил он медленно, — что я видел его в руках у Астрапэ, когда смотрел в прошлое глазами Лита… Теперь её называют Астрапом.

— Праматерь Астрапэ! — воскликнул Эпинэ, заметно оживившись. — Дикон прав. Этот лук стреляет молниями, как и положено оружию Повелителя Молний. Клянусь вам, Рокэ: я едва не поджёг лачугу бедной старухи, приютившей меня в Гальтаре, когда опробовал его!

— Где его тетива? — поинтересовался Алва.

Эпинэ сунул руку во внутренний карман и достал крепкую золотую нить, словно бы сплетённую из золота. Ворон внимательно рассмотрел её, не касаясь.

— Конский волос, — заметил он. Эпинэ кивнул, подтверждая догадку. Алва слегка поджал губы в размышлении и продолжал довольно сухо: — Я слышал сегодня, что вы зовёте вашу лошадь Дракко. Но это не тот Дракко, которого я подарил вам, верно? Это другой конь. Если вообще конь. Это его волос?

Под испытующим взглядом Алвы Робер слегка смешался.

— Дракко погиб, — признался он. — По моей вине, должен признаться. А нынешний Дракко — это пирофор. Огненосец. Кажется, именно их изображают на нашем гербе. По легенде, это спутники Повелителя Молний, иноходцы. Да, тетива из его волоса.

— Его вы тоже нашли в Гальтаре?

— Нет, — покачал головой Робер. — Я увидел их ещё в Сакаци — небольшой табун, голов десять-двенадцать. Это случилось после смерти моего деда.

Ричард, сидевший на своём стуле как на иголках, едва не подпрыгнул от удивления:

— Десять-двенадцать! Так много?

— Ну да, — подтвердил ничего не понимающий Робер. — Правда, потом они пропали, точнее говоря, пропал я.

— Целых десять или двенадцать! — повторил Дик, поворачиваясь к своему эру. — А у меня только один Рамиро. А у Альдо?.. Был ли какой-нибудь спутник у вашего мужа, сударыня? Кажется, это должен быть спрут…

— Нет, — отрицательно помотала головой Мэллит. — Хвала Кабиоху, я никогда не видела спрутов.

— Возможно, их ещё увидит ваш сын, — обнадёжил её Алва не без лёгкой иронии. — Хотя будем надеяться, что ему явится что-нибудь более приятное. Морские коньки, например. Рассуждая логически, их должно быть шестнадцать, — задумчиво прибавил он.

Серые глаза Ричарда вспыхнули:

— Шестнадцать! — воскликнул он вполголоса. — Разумеется шестнадцать! Как я сам не догадался!..

— И куда же вы пропали, Эпинэ, после того, как вам явились пирофоры? — осведомился Алва у Робера.

— Меня похитили, — коротко ответил тот. — Но Дракко нашёл меня и помог.

— Похитили? Кто? Люди?

— Нет. Твари.

— Как они выглядели? — быстро спросил Алва, весь подобравшись.

— Как женщины, только с кошачьими головами, — отозвался Робер и невольно содрогнулся от отвращения. — Кажется, они пили из меня жизненную силу.

Марсель почувствовал, что если продолжит молчать, он взорвётся.

— Нет, господа! Стойте! — воскликнул он, вскочив на ноги. — Это уже слишком! Я готов согласиться, что есть многое на свете, друг Горацио — тем более, что я сам не далее как третьего дня спасался бегством от выходца. Но я отказываюсь признать, что на свете существуют твари гаже тех, в существовании которых я, к своему несчастью, убедился! Это слишком, слышите? Это омерзительно. Мёртвая королева, Кладбищенская лошадь — разве их одних вам не достаточно? Зачем говорить ещё о каких-то огненосцах и какие-то кошкоголовых девицах?

— А как же птице-рыбо-дуры? — лениво осведомился Алва, вопросительно приподняв одну бровь. — Надеюсь, к птице-рыбо-дурам вы относитесь благосклоннее?

Валме с чувством выдохнул и сел, гремя треклятой цепью, прикованной к его поясу.

— И птице-рыбо-дур вон. К Леворукому.

Юная вдова Неракана посмотрела на него и приоткрыла рот, словно собиралась что-то сказать. Ричард, который почернел как туча при упоминании о тварях, повернулся к Эпинэ.

— У этих женщин… То есть у тварей были птичьи клювы и крылья?

Иноходец отрицательно покачал головой:

— Нет. Они были совсем как женщины, кроме кошачьей головы.

— Что за гадость, — пробормотал Марсель тоскливо. — Женщинам идёт только одна голова — их собственная.

— У них были змеиные хвосты, — вдруг сказала Мэллит, — но с плавником на конце, как у рыбы.

Все тут же повернулись к ней.

— Я видела одну, — с трудом проговорила гоганни. — Она принимала образы моих отца и матери. Попеременно. Только я видела их смутно, как сквозь дождь. Блистательный Робер убил их… её.

— Ваши родители, должно быть, уже умерли? — мягко поинтересовался Алва.

— Да. Много месяцев назад.

— Вероятно поэтому вы и видели их неясно, — предположил Алва. — Не хочу вас огорчать, эрэа, но, по-видимому, именно эта тварь и уничтожила их. Этих существ называют раттонами. Вероятно, те из них, которые погубили моих ласточек, обладают птичьими крыльями, а те, что захватили спутников Волн — хвостами. Кошкоголовые твари, вероятно — останки ваших пирофоров, Эпинэ, хотя я не понимаю, почему в них не осталось ничего лошадиного.

— Но разве все они не выходцы? — спросил Марсель с тайной надеждой. — Выходцы бывают разные!

— Увы, дорогой Марсель, — отозвался Алва с лёгкой насмешкой в голосе. — Это люди бывают разными. Покойница, которая так вас впечатлила, порождение этого мира, но раттоны — нет. Выходцы созданы Оставленной. Моя любезная прабабка, юноша, — прибавил он, обращаясь к Ричарду, — озаботилась приставить ко мне охрану из своих слуг. Но среди слуг встречаются строптивицы. Бедный виконт едва не пострадал из-за этого. Через него королева пыталась добраться до меня, так как ей самой это запретила Оставленная. Но выходцы способны прогнать раттонов. Ходячая смерть страшна даже иномирным паразитам.

— А разве мы сами, Рокэ, — осведомился Робер, — не в состоянии сопротивляться раттонам? Я смог убить одного из моего лука одним выстрелом.

— А я кинжалом, — добавил Дик.

Алва согласно кивнул головой:

— Можем. Ушедшие оставили нам эти реликвии как средство защиты нашего мира. Но вы видели ещё не все вещи. Изначально их было больше, и некоторые из них давно пора соединить. Полагаю, они предназначались одному человеку. Виконт, — внезапно повернулся он к Валме, — при вас есть ключ от вашей цепи. Отстегните кофр и подайте его мне.

Марсель нащупал хитроумно спрятанный под подкладкой ключ и с облегчением избавился от цепи, приковывавшей его к осточертевшим регалиям.

Ключ от самого кофра Алва держал у себя. Марселя, однако, не мучило любопытство: он прекрасно знал, что находится внутри. Рокэ показал ему содержимое прежде чем препоручить его заботам своего офицера.

Открыв кофр, Алва продемонстрировал всем присутствующим меч и корону Раканов, которые он вывез из Олларии и постоянно держал при себе: последние дни благодаря Марселю, а прежде — рею Суавесу. Затем Алва жестом велел своему оруженосцу достать меч.

Ричард, сразу посуровев, повиновался. Он видел этот меч лишь однажды, но теперь он глядел на него не глазами восторженного мальчишки. Он понял, какая мысль осенила его эра. Взяв меч в правую руку, левой он вынул из-за пояса старинный фамильный кинжал Окделлов и, вытянув вперёд оба клинка, показал их всем.

Теперь, когда обе вещи оказались вместе, Марсель вдруг сообразил, что они представляют собой парное оружие. У них был одинаковый эфес, отличались только камни и украшения. Меч когда-то блистал богатством отделки, хотя сейчас значительная часть драгоценностей выпала. Кинжал выглядел строже и аскетичнее, словно поколения воинов намерено отняли у него наружный блеск. Но и меч и кинжал казались выкованными из одного куска металла, словно предназначались одному человеку. Или Ушедшему.

— Что же, — сказал Алва, рассмотрев оба клинка, — я думаю, что сегодня трое из четверых Повелителей обрели своё наследство. Вы, Ричард, получили холодное оружие, потому что ваш предок Лит отлично владел им. Вам, Робер, достался лук, потому что Астрапэ была великая охотница. Вашему сыну, эрэа, предназначен жезл, потому что с его помощью управляют морем. А эта корона, — он кивнул на открытый кофр у его ног, — принадлежит Ракану. Повелителя Ветра представляю я. Но у меня нет ничего, что осталось бы от Анэма.

— Если бы мы знали, что это должно быть… — начал было Робер.

— Рог, — коротко отозвался Ричард не задумываясь. — Охотничий рог. Но Каталлеймена потеряла его.

Алва задумчиво кивнул.

— Его можно восстановить? — спросил он.

— Не думаю, — ответил Дик. — Нам это не под силу.

— Что же теперь мы должны делать? — спросил Робер у Алвы. — Как Повелители?

— Если вы говорите о раттонах, то вряд ли я могу ответить на этот вопрос, — ответил тот, слегка пожав плечами. — Я даже не знаю, сколько их, и не таятся ли они рядом с нами под видом наших людей — слуг или солдат, чью личину они приняли. А если вы спрашиваете об Изломе, то я не скажу ничего утешительного. Он длится двадцать лет и каждый из нас в течение этого срока должен оставить потомка. Ваш друг Альдо уже сделал это. Очередь за вами и за Ричардом. Что касается меня… Древние легенды утверждают, что когда мир слабеет, просыпается Зверь. Мир слабеет, Эпинэ. У Повелителя Ветра не осталось ничего своего, а нынешний Ракан бесплоден.

— Кто он, нынешний Ракан? Это вы? — напрямик спросил Робер, осенённый внезапной догадкой.

— Герцог Окделл считает, что да, — насмешливо отозвался Ворон. — И у меня нет достаточных причин возражать ему.

Марсель обалдело уставился на Рокэ. Вот это новость! Рокэ Ракан! Покойный Штанцлер удавился бы за такое известие.

— Так вот оно что, — проговорил Иноходец спокойно и словно про себя. — Вот почему я очнулся в Нохском аббатстве, куда вы явились после бегства из Багерлее. Я-то думал, что меня позвал Альдо. А это были вы.

— Я действительно мысленно сзывал своих вассалов, — подтвердил Рокэ, с интересом глядя на него. — Но вас в Нохе я не видел.

— Никто не видел, — подтвердил Робер. — Кажется, я умирал.

— Я тоже слышал вас в Нохе, монсеньор, — негромко сказал Ричард. — Тогда я уже знал, кто вы. Но я не понимаю… Что такое Зверь?

— Древние гравюры представляют его как четырёхголовое чудовище с конскими копытами, щупальцами спрута и Леворукий знает с чем ещё, — ответил Алва небрежно. — Но не думаю, что он выглядит именно так. Вы в состоянии проникнуть в смысл старых аллегорий, Эпинэ? Я — нет. Однако если у кого-то из вас, господа, случится озарение, пожалуйста, поделитесь им с нами.

— Но если принц Альдо… Если он вызвал наводнение, разрушившее город, — медленно проговорил Дик, — то Зверь может оказаться землетрясением, ураганом, пожаром, потопом… всем этим, вместе взятым. Разве не так, монсеньор?

Синие глаза Алвы странно блеснули.

— Вероятно, — подтвердил он. — И что же из этого?

— Нет! — горячо возразила Мэллит. — Только не потопом. Я чувствую, что море больше не придёт.

— Но как же всё остальное, сударыня?

— А как вы намерены бороться с этим, Ричард? — живо спросил Алва. — По свидетельству эрэа её муж остановил наводнение, пожертвовав собой. Но у него есть сын — родится через несколько месяцев. А если погибнете вы или ваш друг Эпинэ, никакой Зверь Кэртиане уже не будет страшен. Разве вы не знаете: старые легенды говорят, что наш мир стоит на крови Повелителей?

Ричард поднёс обе руки к голове и крепко сжал их, словно пытаясь удержать какую-то мысль.

— Иначе говоря мы в ловушке? — подал голос Робер, словно подводя итог их коротенькому невнятному разговору. — Мы боремся сами не знаем с чем сами не знаем чем?

Алва круто повернулся к нему.

— У нас ещё есть время. И есть дело, которое нужно закончить здесь и сейчас. Этот мятеж ваших вассалов должен быть подавлен. Ради этого я и пришёл в Эпинэ. Вы спрашиваете меня, что мы должны предпринять? Сражаться. Сражаться до тех пор, пока в Талиге не наступит хотя бы относительное затишье.