Cancellation. (джен)

«Если бы вы в самом деле нашли часы в пустоши, то первым делом, скорее всего, подумали бы не об их создателе, а о владельце. Попытались бы вернуть утерянную вещь, или же виновато оглянулись, чтобы убедиться, что его нет поблизости и никто не увидит, как вы заберете их себе.»

Терри Пратчетт, «Наука Плоского мира. Книга 3. Часы Дарвина.»

Сьюзен Сто Гелитская внучка Смерти, учительница Фруктовой Академии мадам Фрукт, девушка с твердым характером, управляемая логикой, пребывала в меланхолии. Бывают такие в жизни времена, когда надоедают и учительские заботы, и битвы с монстрами кочергой. В последнее время ей очень хотелось поговорить не с учениками или их родителями. Отчего-то чаще стало думаться об очаге родного дома и семье. Это было непривычно и нелогично. К тому же Лобсанга1) давно не было видно, а общение с Временем всегда действовало на нее благотворно. Был некоторый приемлемый выход: бросить преподавание во Фруктовой Академии мадам Фрукт и снова заняться частной практикой. В конце концов что плохого в проживании в семье и обучении пары юных оболтусов вместо пятидесяти? Ничего плохого, как и ничего хорошего. И тогда она просто решила навестить дедушку. Без приглашений, извещений и загадочных явлений крысиного скелета. И надеялась, что визит обойдется без сюрпризов и очередного спасения мира. Просто хотелось дома и семьи. На этот раз или желание ее было таким сильным, или ментальные гены сыграли роль, но помощь Бинки даже не понадобилась. Пространство легко подчинилось желанию. И это удивило, и почти напугало ее. Деда, как частенько это бывало, дома не оказалось. Но Сьюзен не расстроилась. Альберт, как всегда, ворчал, но сосиски жарил на двоих и чай заваривал превосходный.

Мирно позванивало колосьями пшеничное поле. В саду стояла обычная тишина. На всех яблонях глянцево блестели черные яблоки. Кроме той, что отличалась от всех. Совершенно невозможная цветущая яблоня со стволом, разрезанным качелями! Словно ее жизнь держалась на чьем-то упорном воображении и страстном желании жить, цвести, радовать. Сюзен присела на доску качелей. Запах цветущих ветвей окутал ее. Цветов было необычно много. И сам процесс цветения сильно отличался от привычного. Он словно шел в ускоренном темпе, разворачиваясь перед ней историей рождения яблока. Каждая почка медленно лопалась, высвобождая бело-розовый нежный цветок. Он трепетал и благоухал. Потом лепестки начинали вянуть, облетать, из-за них появлялась крохотная трогательная завязь, постепенно выраставшая, на глазах наливаясь цветом, соком, блеском и обещая хруст и сладость. Одно яблоко, самое близкое к качелям висело так удобно, что само просилось в руку. Так и слышался чей-то шепот: «Скушай яблочко, милая!» Когда оно окрасилось одним боком в малиново-красный, Сьюзен не утерпела. Плод приятно тяжело лег в ладонь. Звонкое, тугое, гладкое, напоенное не солнцем, нет, а горячим желанием видеть его именно таким, это яблоко радовало уже прикосновением к нему, и сразу хотелось узнать и вкус. Но, когда она попыталась, наконец, откусить кусочек, ей помешали.

Шум и гвалт докатились к ее ногам с пшеничного поля вместе с комом, состоящим из вороньего клюва, перьев и когтистых лап, а также грохочущих крысиных костей с крохотной косой и в черной мантии. Этот беспокойный ком, однако, толкал впереди себя некий предмет, оказавшийся стеклянной восьмеркообразной колбой, закрепленной меж двух глиняных пластин. Сьюзен узнала часы — жизнеизмеритель. Они катились своей восьмеркой, как два колеса, толкаемые дерущимися Вороном и крысиным скелетом в мантии. «Идиоты сейчас разобьют чьи-то часы!» — подумала она. Пришлось отложить яблоко в сторону. А голос изменился сам по себе пропорционально важности момента.

— ЭЙ, ПРЕКРАТИТЕ НЕМЕДЛЕННО!

Дерущийся ком мгновенно остановился у носков ее туфелек и распался на ворона и Смерть Крыс.

— ПИСК! ПИСК-ПИСК-ПИСК-ПИСК!!!

— Хорошо. Буду говорить нормально. Только объясните, что происходит.

— ПИИИИСК!

— Карр, карр! Нет. Ты не имеешь права ни на офис, ни на какие-либо часы! С какой такой стати?! Карроче, этот дурачок решил завести себе офис и обставить его по примеру ... сама знаешь кого. И тут прилетел первый экземпляр для его офиса. Он так решил видите ли!

Они сцепились снова, а часы подкатились к Сьюзен так близко, что она, нагнувшись с качелей, ловко подхватила их, продолжая держать в горизонтальном положении. Это был очень странный жизнеизмеритель. И заполнен был вовсе не песком. Казалось, что там за стеклом по лемискате бесконечно змеится мерцающая крохотными звездами темная туманность. Одна половина колбы была полностью заполнена этим мерцанием, во второй половине оставался крохотный изгиб восьмерки, который то отчаянно тянулся в свободное пространство, то норовил соскользнуть уже в заполненную половину. Имени написано не было. Глиняные пластины, служившие крышкой и основанием, судя по всему, были очень древними. На наружных ободках вместо имени вился замкнутый волнообразный орнамент, похожий не на математически точную синусоиду, а скорее или на очень извилистую бесконечную реку с неровными изгибами, или на след очень быстрой и нервной змеи. Причем оба обода в точности повторяли друг друга, и понять какая часть часов верхняя, а какая нижняя не представлялось возможным.

Смерть Крыс, увидев, что часы в руке Сьюзен, бросил драку и принялся яростно прыгать к ее ладони, настойчиво вереща.

— ПИСК, ПИСК, ПИСК. СНК, СНК…

— НЕТ. ТЫ ИХ НЕ ПОЛУЧИШЬ. ТОЛЬКО ДЕДУШКА МОЖЕТ ОБЪЯСНИТЬ, КАК ИХ ПРАВИЛЬНО ПОСТАВИТЬ. ИЛИ ХОЗЯИН. ВОЗМОЖНО. А РАСПОРЯЖАТЬСЯ ЧУЖИМ ВРЕМЕНЕМ МЫ НЕ ДОЛЖНЫ.

— Карр! Он считает, что раз там змея, что это часы не человеческие. А он хочет командовать не только жизнями крыс, но и жизнями врагов крыс.

— ПИСК. ПИСК!

— Ну и что, что это не из зала жизнеизмеррителей?! Мы бегали по полю, играли в ловитки меж колосьев. Вот тогда оно и прилетело. Крыс решил, рраз пррилетело, значит, пррилетело к нему. Карр!

— ПИСК.

— Ерунда. Это дедушкино пространство. Только он может…

Тут короткая петля звездной лемискаты едва не нырнула в соседний отсек, у Сьюзен перехватило дыхание. От страха. И это было для нее странно. Яблоня вдруг зашелестела листьями. Так и не надкушенное ею яблоко внезапно потускнело, слегка сморщилось и скатилось с качелей.

— Так. Дедушки нет. И опять что-то происходит. Что-то странное и…страшное. Можно попробовать, конечно, обратиться к волшебникам. В той истории с Санта-Хрякусом они были весьма любезны и заинтересованы. Хотя, общаться с ними трудно. Да и как я все это ненавижу! Все эти шатания туда-сюда верхом на Бинки! Но сама виновата. Прибыла отдохнуть, вот тебе и отдых. В ЕГО стиле. ВПОЛНЕ.

Альберт выслушал историю совершенно серьезно. И согласился, что все это неспроста: «Штука очень странная. На человеческую не похожа. И откуда взялась неясно. Но может штука прилетела именно к твоим ногам?»

— ПИСК! ПИСК!

— Именно к ногам госпожи Сьюзен. А не к твоим. И не пищи. Или нужны вы оба? И с переводчиком, конечно. И клюв свой от сковородки убери, пожалуйста. Еще не готово. Так. Хозяина нет. Часы есть. Надо искать их владельца. А вы оба можете… как и Хозяин, то есть Смерть всегда найдет любого. Раз его нет, придется выяснять тебе. Попробуй.

Сьюзен пожала плечами, но иного выхода не было. Она попыталась сосредоточиться на жизнеизмерителе. Смерть Крыс осторожно пробрался по ее руке и тоже положил лапку на глиняный ободок. Все затихло внутри нее, но ничего, кроме холода и очень большого расстояния она не почувствовала.

— ПИСК?

— Да, у меня тоже не выходит. И если это не в нашем мире, то у меня может не хватить силы.

— Откуда ты знаешь? Кар-рр. Ты там не бывала. Пробуй еще. Карр.

— А ты бывал?

— Может я и не бывал. Но ворроны везде летают. Карр! И поговорить иногда любят. Слышал кое-что. Пррр-робуй!

Дальнейшие попытки успехом не увенчались. Просто сильно разболелась голова.

— Придется все-же оседлать Бинки, — вздохнул Альберт.

Наверн Чудаккули, аркканцлер Незримого Университета, уже в третий раз пытался приняться «за свой нездоровый завтрак после здоровой пробежки», как появилась она.

— Доброго утра, господин Аркканцлер!

— Доброго? Госпожа Сьюзен, так уж выходит, что как только Вы появляетесь, так как-то сразу возникают сомнения в доброте этого утра. Хотя, я, конечно, очень рад Вас видеть. Что-то случилось? Раз Вы опять бродите сквозь наши неприступные магические стены без предупреждения? И что на этот раз? Не составите ли компанию за завтраком?

Он указал Сьюзен на кресло рядом со столом. Она отрицательно махнула головой и положила жизнеизмеритель горизонтально между тарелкой с тостами с беконом и чашкой какао: «Вот этот предмет. Мне надо знать, кто хозяин, и где его искать.»

Чудакулли с тоской взглянул на тосты: «Обычный жизнеизмеритель? Или не обычный?» Он протянул было руку, но неясное предчувствие неприятностей его остановило. Слишком большое количество магического компонента чувствовалось на расстоянии. Нездешнего и непонятного компонента. Если не сказать — весьма неприятного компонента.

Смерть Крыс перебрался к тостам поближе и принялся за ближайший, ловко используя лезвие косы для аккуратной нарезки на мелкие кусочки, ворон спланировал на край вазочки с ежевичным вареньем и ожидал свою часть нарезки.

Пришлось изложить аркканцлеру историю с прилетанием часов. История его не то, что заинтересовала, а сильно напугала, судя по выражению лица. Можно было считать, что Чудакулли запаниковал.

— Так. Жизнеизмеритель без имени? Кажется, что нарисована бесконечная Змея? И странное содержимое внутри? Прилетело неизвестно откуда? Думаете, что оно не из нашего мира? Утечки из других миров?! Этого только не хватало? А вдруг из Круглого?! Оттуда такое может вылезти! Придется обратиться в Тупсу и его чудесной машине.

В корпусе высокоэнергетической магии в этот ранний утренний час кроме Думминга Тупса присутствовал только Гекс, университетская мыслительная машина. Явление аркканцлера, девушки и сопровождавших ее странных существ Тупса не удивило. Такое случалось и раньше.

— Сэр?! Госпожа Сьюзен?!

— Думминг Тупс! Сейчас не до этикетов. У нас срочное дело к Гексу. Может он установить владельца данного жизнеизмерителя? Или хотя бы указать возможное место его нахождения?

Думминг вздохнул и кивнул Сьюзен в сторону стола Гекса. Она опустила часы на указанную панель. Стол зажужжал. Где-то внутри машины в стеклянном лабиринте невероятно быстро забегали обитатели муравьиной колонии. Магия творилась неспешно, но быстро. Когда перья заметались туда-сюда, вращаясь на пружинках, листки бумаги понемногу стали падать стопкой на пол. Тупс поднял несколько первых листков. И прочел: «Предмет является жизнеизмерителем, сделанным в Круглом мире. Что показал химический анализ материала. И очень давно. Что показал радиоуглеродный анализ. Бесконечно давно. Имя отсутствует. Присутствует орнамент, называемый в Круглом мире меандр. По имени реки Меандр, располагающейся в Малой Азии. Кажется сейчас название реки сменили. Как и русло этой реки, рисунок представляет собой непрерывную линию, бесконечно повторяющую свои изгибы — вверх, вниз, назад и все время — вперед. Только вперед! Все повторяется снова и снова. Как время. В разных культурах символизировал ход времени. Вечный ход времени».

— А, по-моему, на змею похоже, — вырвалось у Сьюзен.

В ответ Гекс выплеснул очередную порцию листочков: «Совершенно справедливо. Во многих культурах Круглого мира Змей, вышедший из вечного Хаоса считается символом течения времени, его хозяином, часто обожествляется. Например, Шумерская цивилизация, Междуречье. Рогатый змей Нингишзиду, сторож злых духов, сосланных в подземное царство, повелитель растений, целитель, имя его означает «господин животворящего дерева». В гимнах его воспевали так: «Герой, господин лугов и полей, лев из отдаленных гор. Нингишзиду, который объединяет гигантских змей и драконов. Большой бык, подобный разрушительному потоку в убийственном поединке. Могущественный Нингишзиду, которого никто не смеет остановить…волна речного паводка, сметающая все в наводнение». В гимнах часто встречается сравнение Нингишзиду с половодьем, он упоминается в пословице: "Не стоит просить у Нингишзиду жизни". Шумерская цивилизация считается древнейшей в Круглом мире, имевшей письменность. Существовала недолго, но изобрели они много. Колесо, письменность, шетидесятеричную систему исчисления. Их математика и астрономия долгое время были самыми точными. И так далее. Перейдем в Египет. Нехебкау — в египетской мифологии бог времени, плодородия и податель пищи в облике змеи. Причем змея часто изображалась с двумя головами, а также с человеческими руками и ногами. Древние египтяне верили, что Нехебкау появился в процессе создания мира, дав отправную точку начала времени. В этот момент он, как полагали, плавал в первичном водяном хаосе вокруг солнечной лодки бога Ра, охраняя и защищая солнечного бога… Далее Наги в Индии или Кетцалькоатль у древних инков, был еще Змей-Горыныч…»

Аркканцлер дернул Тупса за рукав: «Может не все сразу? Так? И главное — как нам его найти? Этого Змея?»

Сьюзен пожала плечами и поманила к себе Смерть Крыс и ворона, приятно проводивших время за поглощением украденного из кабинета Чудакулли тоста с ветчиной. Лезвие лихо отсекало кусочки: один для ворона, следующий для Крыса и так далее.

— Хватит воровать со стола. Мы здесь не за этим. Змей из Хаоса?

Сьюзен подумалось еще об одном очень знающем консультанте, который как раз и обитал в ремесленном квартале Анк-Морпорка. И его предприятие с вывеской «Гиеногинишный молошник, Рональд Соак»2). Он вполне мог оказаться сведущим и весьма полезным во всем, что касалось Хаоса.

Колокольчик прозвенел, и невысокий человек в длинном фартуке в белую и синюю полоску открыл ей дверь. На Сьюзен глядели абсолютно черные глаза, лишенные белков.

— Госпожа Сьюзен?! Как я рад.

— Мистер Соак. Простите, что не предупредила. Но мне очень нужна Ваша консультация. Дело в том, что дедушки нет дома. И дело в том… — она протянула ему загадочный жизнеизмеритель, — Это древний Змей. Из Круглого мира. Змей из Хаоса. И с ним что-то не так. Я только что была в Университете.

Сьюзен показалось, что черные глаза потемнели еще сильней и вспыхнули то-ли радостно, то-ли тревожно. Он молча жестом пригласил ее внутрь, усадил у стола и молча налил чашку чая. Потом долго рассматривал жизнеизмеритель, осторожно и почти нежно поглаживая глиняные таблички. Скучая или жалея? Словно прикасался к чему-то утерянному и вдруг — обретенному. Так должно быть Отец гладил руки своего блудного Сына, узнавая и принимая? Или наоборот? Сьюзен молчала, не желая мешать размышлениям. Ей подумалось, что тут она уж точно получит ответ. Время тянулось тихо и вязко, до противного медленно тянулось оно. Не успокаивали ни запах чая с молоком, ни невинный вид баночек с йогуртом на полке напротив. Наконец, Ронни вздохнул, серьезно посмотрел на Сьюзен и приступил к рассказу.

— Я думаю, девочка, мне не надо объяснять тебе что такое антропоморфическая персонификация. И не надо рассказывать ничего о количестве всадников.

— Их пять. И ты — пятый.

— Был когда-то. Но люди меняют нас. И мир слишком многообразен. Количество вселенных бесконечно. И мы есть во всех. Там. Где люди наполняют нас смыслом. Даже если у этих людей по шесть рук или зеленая кожа. Есть ценности и Ценности. Есть страхи и Страхи. Нас не создал никакой бог. Мы были всегда, люди только придали нам форму. Как и твой Дед — воплощение Азраила в нашем мире, мы все отголоски Хаоса. Собственно, Хаос — был первым. А, судя по этому предмету, он и есть первый. Созидатель и Разрушитель. Изначальный. Наши формы менялись в многообразии миров. Я где-то в конце цепочки, как и наш мир. Значит, там он Змей? Что ж, отличный вариант, я бы даже сказал — стильный. Но с этим Змеем сейчас явно кое-что не в порядке.

— ?

— Он смертен. Не знаю, кто это с ним сотворил, но этот безумец посеял страшное зерно разрушения. Безумец этот абсолютный профан как в физике, так и в астрофизике, и уж точно ничего не понимает в природе Хаоса. Но зерно разрушения ему удалось посеять, и это зерно прорастает во все миры, губит их, сметая все. Возможно, что там в Круглом мире этот Змей сейчас борется за жизнь из последних сил. И не только за свою жизнь. Уж он-то понимает, что и к чему! Но все это плохо, и вопрос только в том, на сколько его сил хватит? Как долго он сможет продолжать свою битву в полном одиночестве?

-А что будет, если…

— Ничего не будет. То есть будет абсолютное Ничего. Если это случится, миры начнут гибнуть. Все вселенные, одна за другой. Как костяшки домино, построенные цепочкой. Будут рушиться и валить соседнюю. Я не чувствую пока никакого приближения этой цепи, что значит, что мы где-то в конце ее. Можно попробовать исправить дело.

— А если я его найду, и он перевернет часы? Или надо разбить?

— Перевернет. Разбивание на крайний случай. Для него просто трагический. Но этого мало. Надо еще кое-что. Нужна часть нашей общей сущности, еще не затронутая умиранием, которая оживит его, восстановит его силу и истинную природу. И тут конец цепочки, как наиболее сохранная часть, может помочь. Змею надо схватить себя за хвост, замкнуть круг и восстановить себя. И я знаю, как это сделать. Кажется знаю. Подожди меня.

Ронни Соак не мог оставить идею сверкающего Хаоса, составляющего суть всего, без помощи гибнуть в далеком Круглом мире. Сверкающего… от этого хотелось продолжать жить…

Господин Соак вошел в холодильник, где его дыхание превратилось в туман, открыл дверцу покрытого льдом комода, кулаком разбил глыбу льда внутри и достал меч. Ледяное пламя сверкало так ярко, как и должно было сверкать. Обжигающе ледяное пламя. Обжигающий холод. Он подумал лишь мгновенье, усмехнулся пришедшему остроумному решению и откромсал лезвием меча небольшой ломтик в чане с надписью «Клубнишшшый лед». Когда он наколол его на острие меча, подобно эскимо, ломтик полыхнул синим пламенем, тем временем второй рукой Ронни оторвал от фартука лоскут размером с носовой платок и аккуратно завернул в него кусок мороженного. Сьюзен посмотрела недоуменно, а он ответил на ее немой вопрос: «Нет, не растает. Этот пламенеющий лед не тает, сколько бы ты не искала этого Змея. Но все-таки постарайся найти быстрее, помни — он смертен сейчас, у него времени может быть мало». Он протянул сверток Сьюзен.

— Найди его. Змея этого. Пусть перевернет жизнеизмеритель. Это только в его власти. Но мороженное съест, прежде чем переворачивать. Обязательно. Одним глотком. Как удав. Мой меч оставил свой след. Этого будет достаточно. Думаю, ему понравится вкус. И возвращайся. С победой возвращайся, Сьюзен.

Надо сосредоточиться… Имя. Нингишзиду. Имя — это самое простое заклинание. Надо сосредоточиться на имени…

И в следующую минуту…

Из личных воспоминаний A.J.Krowly.

«Он помнил время, когда был только он один. Но, о боги, как же трудно вспоминать, ведь тогда… не было ничего — ни цвета, ни звука, ни давления, ни времени, ни вращения, ни света, ни жизни… Только Хаос.» Не было даже слов.

Потом пришли слова. Какое было первое? Химия? Физика? Биология? Некоторые считают, что это было Слово — Бог. Может — Страх? А может Любовь и Забота? Милосердие? Для земных детей это Слово всегда — Мама. «Будьте добры друг к другу?» Жизнь, слова — все это лишь пена на волне его речного паводка. Разрушающего и созидающего паводка. Не проси у Нингишзиду жизни? Но как хочется сохранить этот кружевной и прихотливый рисунок тонкой и нежной пены! Как сохранить это дивное кружево? Как сохранить жизнь? Фантазией? Надеждой? Силой? Воображением? Любовью? Добротой?

Примечания к главе седьмой.

1)Лобсанг — Терри Пратчетт «Вор времени».

2)Рональд Соак — Терри Пратчетт «Вор времени». Ронни — воплощение Хаоса (Каоса), Пятого Всадника. Хотя, лично я считаю Пятым Всадником человеческое равнодушие, которое страшнее и чумы, и войны, и голода, а иногда и страшнее Смерти, да простит меня Азраил. Цитата из воспоминаний Кроули из этой главы также принадлежит Терри Пратчетту.