Мастер Макаров меняет профессию (джен)

В канун Рождества, перед отъездом студентов на каникулы, Макаров решил устроить им сюрприз, ведь Рождество — это пора чудес! Поэтому заранее затарившись мешком сладостей в «Сладком Королевстве» — про любовь Дамблдора к сладкому знал практически весь персонал школы, и продавцы магазинов сладостей — тем более, но такие объёмы были сверх даже для Дамблдора. И его заговорщицкое: «Это для детишек», — которое было сказано в сопровождении с хитрым подмигиванием не особо проясняло ситуации. Решив, что директор опять чудит, а в последнее время стало известно, что чудачить он стал чаще, и эта информация просочилась за пределы Хогвартса, продавцы в «Сладком Королевстве» махнули на чудачества Дамблдора рукой и докинули сладкого ещё сверху, чтобы после «детишек» и ему хоть что-то осталось. Сердечно поблагодарив добрых продавцов, Макаров отправился восвояси, в замок.

Следующим пунктом было обзавестись костюмом Санты Клауса. Присмиревшая борода была уже в наличии, так что оставалось лишь трансфигурировать свой внешний вид.

Идея сюрприза заключалась в том, что он должен был появиться из дымохода в камине факультетской гостиной. Как настоящий Санта. Но у него ничего не получилось. Только во второй гостиной — у когтевранцев, — Макаров вспомнил, что здешние маги путешествуют через камин, так что в появлении в камине человека для них не было ничего особенного, а вот в появлении директора в костюме Санты, который явился поздравить своих студентов с Рождеством — был целый вагон необычного!

Раздав сладостей всем, кому положено и нет (Макаров даже эльфов на кухне навестил, своим внешним видом напугав бедолаг, и насильно раздал тем конфет, потому что так положено, и отправился к пуффендуйцам), он приступил с начала к рождественским поздравлениям. В ход шли все уместные и не очень заклинания. Близнецы Уизли с восхищением смотрели на Дамблдора только что шандарахнувшего у них в гостиной таким салютом, что у них лица аж копотью покрылись. Затем, когда ребятня чуть угомонилась и бдящие старосты привели в более менее опрятный вид свои гостиные (конфеты эльфам была взяткой, не иначе, потому что им потом убирать всё это безобразие!), Макаров приступил к своим Рождественским историям. И даже слизеринцы-старшекурсники, которые после игры с директором в литрбол и старавшиеся держаться от него подальше нет-нет, а подсаживались поближе, чтобы послушать сказку про магов королевства Фиор. Магов, которые жили бок о бок с обычными людьми, которые продавали свою магию как товар. Магов, которые объединялись в гильдии, магов, волшебство которых было индивидуальным и уникальным — особенным…

А Макаров всё рассказывал и рассказывал о приключениях гильдии от лица мастера которой якобы он вёл повествование, охотно отвечая на вопросы…

Так что покидая гриффиндорцев — к ним он заглянул в последнюю очередь, — Макаров был растрогавшимся чуть ли не до слёз. Кстати пришлась бутылочка медовухи, которую он припрятал во внутренний карман мантии — шубы Санты.

Заметно повеселев, он отправился на прогулку по коридорам, трансфигурируя плюшевых рождественских оленей из всего, что под руку попадётся. Даже миссис Норрис досталось.

Олени носились по коридору, пугая всех, кто попадался у них на пути и чуть ли не сбивая с ног. В один момент этих оленей стало так много, что кто-то из студентов побежал к МакГонагалл, чтобы та нашла управу на не в меру разошедшегося директора. Вместе со студентом к Минерве прибежал разгневанный Филч, который держал в руках плюшевого оленя, который подозрительно знакомо мяукал, но очень жалобно.

Разозлившаяся МакГонагалл в один присест расколдовала миссис Норрис и со словами: «Ну, Альбус, балбес!» — побежала его искать.

Нашла она его в одном из коридоров под веткой омелы. Он распевал, а точнее горланил невпопад Jingle Bells, иногда путая его с Happy Birthday и аккомпанировал себе колокольчиками в пампушке его колпака от костюма.

— О, Минерва, а тебя-то я не поздравил! — подойдя к негодующей от гнева Макгонагалл, Макаров осыпал ту остатками конфет из мешка и выпустил из своей палочки сноп разноцветных искр. — С Рождеством! — и с чувством выполненного долга зашагал к себе.

Рождество удалось.