Пражские котики 83' (джен)

Жил-был дровосек, и было у него двое сыновей. Всякий раз, отправляясь в лес, он брал одного из них с собой в помощники. А однажды дровосек сказал своим сыновьям:

— Братец, не придёт эта проклятая неволя. Уже стемнело. давай сами за дело примемся и, как сможем, починим телегу!

Болгарская народная сказка «Неволя»

Зеркало запотело и покрылось влажными каплями. Рабастан стер их рукой и пристально посмотрел в глаза своему отражению. Он не доверял зеркалам. Тогда, в девяносто шестом, после побега — когда он впервые за пятнадцать лет увидел себя в такой же запотевшей и мутной поверхности — он испугался. Из зеркальных глубин на него смотрел бородатый старик с выцветшими глазами и сединой в грязных спутанных волосах. Помнится, в тот раз он мылся так долго и тщательно, что кожу стер практически до крови. Побрился тогда с трудом — заклинания он не помнил, а бритву в руках держал едва ли не первый раз в жизни — потом удивлялся, как горло себе не перерезал.

Сейчас же в зеркале, вновь покрывшемся мелкими каплями, он узнавал того себя, каким он был еще до ареста. Щеки больше не казались впалыми, ушли эти бледность и желтизна. Даже коротка стрижка и сомнительный цвет волос не портили его образа. Он провел рукой по влажным волосам и подумал, что постричься, наверное, стоило сразу или вообще обриться наголо — как прадедушка Родгер во время конфликта с гоблинами. Эта мысль заставила его улыбнуться.

Он отступил назад и принялся внимательно изучать отражение своего тела — раны затянулись, и теперь от правого бока через живот и практически до бедра тянулся ровный розовый шрам — он провел по нему пальцами — и прикрыл глаза. Так же делает их тюремщица, осматривая его и втирая очередные зелья. Он хорошо запомнил ее мозолистые цепкие пальчики, внимательно пробегающие по его животу и груди. Эти образы повлекли за собой ряд других приятных и возбуждающих воспоминаний, которыми он мог насладиться лишь здесь: спальню, если это можно назвать так, он делил с братом, а в гостиной, не говоря уже о небольшом балконе, предаваться подобным фантазиям не позволяли остатки аристократического воспитания.

Резкий стук в дверь выдернул его из сладкой истомы.

— Басти, с тобой все в порядке? Ты там уже полтора часа, — раздался с другой стороны двери взволнованный голос брата.

— Да Руди, уже заканчиваю, — вздыхая, ответил Рабастан, вспоминая душевую в Хогвартсе, в которую нужно было успеть до завтрака, желательно первым.

— У меня почти все готово, пора за стол, — сказал Рудольфус, словно прочитав его мысли, и звук удаляющихся шагов позволил Рабастану вернуться к прерванному занятию.

Натянув чистое белье, футболку и джинсы Рабастан последний раз взглянул на себя в зеркало, а затем поочередно выпил три зелья, стоявших на раковине. Сегодня ему следовало принять лишь половину дневной дозы. При мысли о том, что эти ставшие уже привычными легкая эйфория и возбуждение вновь сменятся раздражающей пустотой он выронил уже опустевший флакончик. Однако тот не разбился, упав на смятое мокрое полотенце, валявшееся на полу.

Отправив флаконы в мусор, а полотенце — на один из крючков, Рабастан по-прежнему босиком поплелся на кухню, едва не врезавшись в предмет своих недавних эротических грёз. Однако, в отличие от образа в его голове, выглядела девушка скверно — волосы были растрёпаны, а на бледном осунувшемся лице под глазами залегли глубокие синеватые тени.

Кажется, даже не замечая его, она прошла мимо и скрылась за дверью ванной комнаты.

— В нашем доме инфернал, — вяло пошутил Рабастан, облокотившись плечом на косяк и вдыхая чарующий аромат омлета.

Рудольфус, разливающий кипяток по кружкам, поднял на него недоумевающий взгляд.

— Говорю, девчонка плохо выглядит, — уточнил Рабастан, садясь за стол. — Что-то произошло?

— Ничего, о чем стоило бы волноваться, — Рудольфус снял фартук и присоединился к брату, — все строго по намеченному сценарию, вылетаем через три дня. Готов?

— Я-то? — удивился Рабастан. — Как будто у меня есть выбор. Руди, без магии я чувствую себя беззащитным как новорожденный книззл, и все, о чем могу думать — как бы поскорее выбраться из этого маггловского болота.

— Ой ли? — скептически ухмыльнулся Рудольфус. — Три дня, Басти. Осталось три дня — и нас никогда не найдут. Теперь даже с магией. Я и не предполагал, что нам повезет настолько.

— И, вероятно, это имеет какое-то отношение к вашим недавним хоровым экзекрисам? — спросил Рабастан, подцепляя горошек вилкой. — Руди, мне кажется я все таки чего-то не понимаю — почему ты рассказал ей, как пройти через защиту поместья? Даже с Лордом подобные темы ты никогда не затрагивал!

— А он и не спрашивал, у него всегда была… Беллс, — имя жены все еще вызвалоу Рудольфуса сильную душевную боль . — Да и не смог бы он, пожалуй, воспользоваться. Ты же помнишь, важны либо кровь — либо намерения. Мотивация этой девочки более чем очевидна. Хотя я даже предположить не берусь, что ей от нас понадобилось на самом деле.

— Ты снова прав — и знаешь, я не хочу представлять поющего у наших ворот Лорда, — сказал Рабастан, прислушиваясь к звуку текущей в ванной воды. — Хотя есть же и невербальные варианты… Ей все удалось, да?

— Пожалуй, и теперь наше дальнейшее благополучие зависит от того, насколько мы сможем расположить к себе юную леди… И в отличие от тебя, я хотя бы пытаюсь быть вежливым, — Рудольфу нахмурился.

— Руди, я честно старался, но Мордред ее раздери, мы с ней едва парой слов перекинулись, — ответил ему Рабастан, раздраженно ковыряя вилкой омлет. — Она даже осматривает меня только в твоем присутствии. Ну не лезьте же мне к ней со светской беседой в такой момент!

— Ты же видишь, как она на нас смотрит… Как на диких животных… Она боится нас, Басти, хотя не показывает… И ты лучше других знаешь, как трудно это скрывать.

— При Лорде я чувствовал себя флоббер-червем, сейчас меня повысили, видимо, до мантикоры. Мне надоело быть фауной, братец. Хочу по-человечески жить. Ты же сможешь ее приручить, да? С Беллой не получилось…

— Она не… Просто, давай не будем о мертвых… Несмотря на весь этот темномагический, тщательно взращиваемый у них в Дурмштранге снобизм, у девочки явно нет опыта в обращения с пленными, и не привыкла она к подобным играм — ей же приходится себя накручивать, чтобы не расслабляться при нас… И чем дольше мы с ней общаемся, тем ей сложнее воспринимать нас как бешеных псов.

Хлопнула дверь, и Руди поднял руку, призывая брата к молчанию.

Маришка тихо вошла в кухню, напоминая больше призрака, чем человека. Вяло пожелав им доброго дня и приятного аппетита, с абсолютно отсутствующим видом нацедила себе пол кружки крепкого ароматно кофе, а затем, под изумленными взглядами братьев, разбавила его пополам остатками виноградного сока и, отсалютовав им кружкой, устроилась на табурете в углу.

Поздний завтрак продолжился в напряженном и неприятном молчании, конец которому положил Рудольфус.

— Я могу показаться навязчивым, но раз уж мы тут собрались все вместе, давайте еще раз обсудим детали.

Девушка сонно кивнула и, призвав невербальным Акцио документы, подсела к ним. Она разложила бумаги на несколько стопочек.

— Итак, вот тут у нас приглашения на всех. Конференция по кельтскому эпосу. Все документы будут у вас, мистер Лестрейндж, и вы как бы руководитель группы и студенты на вас, — она посмотрела в глаза Рудольфусу.

— Не думаю, что это страшнее, чем очередной благотворительный министерский раут — он успокаивающе улыбнулся в ответ. — Полагаю, что организовать нескольких магглов не сложнее, чем домовых эльфов.

— Мы вылетаем из Кардифа в шесть двадцать утра, следовательно, в аэропорту нам стоит оказаться минимум часа за два: там мы встретимся с остальной группой, — Маришка склонилась над билетами и распечаткой маршрута. — Приземляемся в Амстердаме в семь сорок. Затем у нас три часа между пересадками, и в двенадцать десять мы уже в Праге. Вполне успеваем к обеду, и там нас уже ждут.

Рабастан не следил за ходом беседы: все его внимание поглотила одинокая капля воды, прокладывающая путь от потемневших от влаги русых волос девушки к вырезу до неприличия тонкой, по меркам волшебников, маечки. Взгляд его блуждал по ее плечам и шее, медленно скользил по груди, немного тяжеловатой на его вкус — он предпочитал более изящные формы, а затем остановился на старом уже, треугольном уродливом рубце от ожога, начинавшимся сразу под надключичной ямкой. «Как будто ее клеймили», — мелькнуло в его голове.

Он почувствовал, что брат, явно проследивший за его взглядом, несильно, просто привлекая внимание, сжал под столом его руку, а когда Рабастан встретился с ним глазами — осуждающе покачал головой. Рабастан в ответ лишь виновато пожал плечами, однако вместо раскаяния в его глазах плескалось веселье.

Собирались они неспешно и основательно. Рабастан с удивлением отметил, что маггловскую квартирку покидать ему жаль. Эти сытые три недели спокойствия чем-то напоминали ему пасхальные каникулы в школе, когда они с Руди возвращались домой и он мог валяться в постели и до рассвета читать. А брат возился с отцовскими гончими, которых любил едва ли меньше чем Беллу, тогда еще яркую и озорную.

Рабастан неожиданно для себя обнаружил, что новый его маггловский гардероб оказался больше, чем ему представлялось, и вот вопрос, как упихать все это разнообразие в чемодан без помощи домовика. Смешно… В прежние времена он задумывался лишь о фасонах мантий и обуви, чистое белье и выглаженные рубашки в шкафу появлялись сами. В Хогвартсе за его вещами также следили эльфы и иногда старший брат, который терпеть не мог бардака, однако же и борцом за идеальный порядок не был.

А когда Руди связал себя узами брака, то выяснилось, что ведьмой Беллатрикс была сильной и не имела равных в бою, однако хорошей хозяйкою стать она не смогла, да и не захотела, поэтому все заботы о доме легли на плечи Рудольфуса — чей чемодан был давно уже собран.

У Маришки, казалось что и вещей-то не было, а те, что были, помещались в рюкзак. Книги же и остатки зелий, за исключением последних нескольких доз, она накануне утащила куда-то вместе с еще каким-то подозрительным и тяжелым свёртком. Она вообще часто отлучалась, хотя выглядела больной, и, пожалуй, ей стоило оставаться в постели, он был бы не против, если бы даже в его. Мысли потекли совсем в другом направлении и сборы пошли веселее.

Было около трех утра, когда они, выключив везде свет, заперли дверь, сунули ключ под коврик и погрузились в маггловское такси.

…Они неслись по пустой дороге, и Рабастан отвлечённо смотрел на пролетающий за окном пейзаж. Они покинули место, ставшее им практически домом, приютившее и позволившее зализать раны, еще до рассвета и странное чувство потери, пусть и приглушенное зельями, не желало его покидать.

Как это, оказывается, больно — бежать не оглядываясь, оставлять за спиной земли, где ты родился, и не иметь шанса вернутся назад. Побежденные и отвергнутые. Боги, как же это обидно… и холодно, как будто стоишь перед запертой дверью дома, в котором тебя не ждут. Он зябко повел плечами и подумал о том, что совершенно не помнит лица матери, а портрет… портрет остался там, дома…

Сливавшиеся в одну полосу огни за окном навевали странное оцепенение, мысли текли лениво и вяло. Их спутница, казалось, крепко спала, и расслабленное тепло ее тела Рабастан ощущал даже сквозь ткань. Наконец, он сам задремал, не обращая внимания на тихую музыку и приглушенный голос брата, сидящего впереди и беседующего о чем-то с водителем.

Их высадили на парковке перед огромным зданием с белым фасадом, которое было залито светом и наполнено шумом и суетой. Широкие прозрачный двери распахнулись, приглашая их внутрь.

Магглы, сколько же здесь магглов! Нагруженные вещами, взволнованные, радостные, уставшие: они ходили, спорили, ели и пили, спускались по лестницам или стоялив очередях, а над всем этим хаосом разносился звучный и мелодичный голос, объявлявший на нескольких языках посадку на очередной рейс

Растерянный Рабастан на мгновение замер и почувствовал, как Маришка крепко взяла его под руку. Он встретился с ней глазами, и впервые за все время их недолгого знакомства она улыбнулась ему: спокойно, но как-то уж слишком вымученно.

Руди с вещами занял позицию у них за спиной, и в этом импровизированном боевом построении они двинулись к центру зала.

Шестеро смуглых улыбающихся юношей отчаянно жестикулировали и шумно общались на незнакомом Рабастану языке, певучем и мягком в один момент и превращающимся в шипящие рычание в другой, а три таких же, не менее смуглых девушки в насыщенного цвета синих хиджабах, надежно скрывающих волосы, и замотанные, как ему показалось, в несколько слоев ткани, скромно стояли рядом со сваленными в кучу сумками и чемоданами.

Приближаясь к ним, он чувствовал себя неуютно, только сейчас осознав, что несколько часов ему действительно придется провести в компании магглов и держаться с ними на равных. И ладно бы с обычными магглами, к которым он в каком-то, пусть и специфическом смысле привык, но эти, казалось, даже запах имели иной: сухой и терпкий.

Странно, подумал он, ему ведь практически не приходилось общаться с представителями других народов, если не считать таковыми дальнюю родню с той стороны пролива. И в Хогвартсе, и позже, при Лорде, его окружали в основном соотечественники.

Но вот наконец их заметили.

— Приветствую вас, — широко улыбнулся высокий юноша с клетчатой куфией, намотанной вокруг шеи. — Полагаю, вы профессор Блэкхорн?

— Да, — ответил Рудольфус, шагнул вперед и крепко пожал протянутую ему руку. — Это мой аспирант мистер Уайт и ассистентка мисс Вальде.

— Амир, — кратко представился юноша, а затем представил своих друзей. Однако, к явному облегчению Рабастана, до рукопожатий с ними все-таки не дошло.

Он даже не пытался их всех запомнить — лица слились в одно, смуглое и темноглазое, а в висках предательски застучало.

Маришка сильно сжала его предплечье и Рабастан, сбросив с себя это тяжелое наваждение, выдавил из себя вежливую улыбку. Затем Рудольфус раздал студентам билеты и приглашения на ту самую фольклорную конференцию, начинавшуюся на следующий день в Амстердаме, и они шумной толпой направились к стойке регистрации.

Девушка слегка придержала Рабастана, и когда они отстали от группы, приподнялась на носочки и сказала практически шепотом, однако раздражение он уловил:

— Прошу, постарайтесь сменить ваше кислое выражение лица на что-нибудь более нейтральное, пока это не начало бросаться в глаза. Из-за вашей ксенофобии у нас могут возникнуть проблемы. Ну или не улыбайтесь хотя бы настолько фальшиво — даже меня покоробило. Берите пример с брата и постарайтесь расслабиться.

— Моргана и Мерлин! — гневно прошептал в ответ Рабастан, склонившись почти к самому ее уху. — Я вежлив настолько, насколько могу! Я не мой брат, да и что не так с этими тупыми маггл… в смысле студентами? — исправился он.

— С ними как раз все в порядке, а вот с обществом нет. Маги не любят магглов, а магглы в свою очередь ненавидят других магглов, так как больше, собственно, некого. А вы вполне себе маггл, хотя бы по документам, и выглядите так, будто на дух не переносите всех этих арабов. Хотя здесь вы не одиноки, — она указала глазами на двух сотрудников безопасности, внимательно наблюдавших за группой. — Не берусь говорить за всех, но некоторые из наших юных друзей — такие же студенты, как вы аспират, а Рудольфус профессор. Не провоцируйте их на конфликт, хотя бы пока мы не приземлимся в Схипхоле.

Рабастан кивнул, и они все так же под руку поспешили нагнать Рудольфуса и студентов, пристроившихся в конце небольшой очереди.

Он испытывал сложные чувства: с одной стороны недоумевал, а с другой — был восхищен братом. Среди этих магглов тот держался с тем же уверенным и непринуждённым спокойствием, с которым когда-то гулял по Косой Аллее под руку с Беллатрикс. Да и в маггловском темно-сером костюме он выглядел не менее представительно, чем в парадной мантии, хотя, пожалуй, казался моложе.

Очередь двигалась быстро. Зарегистрировавшись на рейс и сдав багаж без всяческих приключений, они поспешили в зону таможенного досмотра. Рабастан был благодарен своей спутнице: лишь ощущение физического контакта позволяло ему воспринимать все происходящее как данность и не запаниковать, когда он случайно заметил, что недалеко от них воздух слегка подрагивает. Так бывает, когда дезилюминационные чары дают сбой. Однако волшебнику, видимо, не было до них никакого дела, и получив свои вещи назад, уже с той стороны пропускного пункта Рабастан облегчено выдохнул.

А затем потекло тоскливое ожидание. Их группа расположилась в углу напротив табло с расписанием вылетов. Кому-то достались сидения, а кто-то, как, например, Маришка — устроился у стены на полу. Казалось, что девушка дремлет, крепко обняв свой рюкзак.

Уже рассвело, и Рабастан зачарованно припал к стеклу, наблюдая, как гигантские серебристо-стальные птицы с ревом взмывают в небо или величественно едут вдоль полосы красных мигающих огоньков. Затем он заметил в стекле отражение подошедшего к нему брата.

— Как ты? — спросил Рудольфус — Выглядишь бледным. Все хорошо?

— Руди, это так давит… — Рабастан говорил очень тихо, крепко обхватывая себя руками, — все вокруг такое чужое, будто бы я попал в иной мир. Магглы… мне нравятся их технологии, я даже не представляю, как они заставляют все это летать, я попытался прикинуть, как сделать что-то подобное с помощью магии, но сосредоточиться не могу, так много всего вокруг, и шум этот… Неужели наш собственный мир настолько мал? Как мы вообще должны были их победить?

— Не бери в голову, — лицо Рудольфуса казалось усталым, однако же ямочка на правой щеке выдавала едва различимую улыбку. — Это все ерунда. О магглах подискутируем, когда окажемся в безопасности, а сейчас нужно просто пройти через все это. Наш мир не меньше, он просто другой. И у нас будет куча времени изучить оба. В конце концов, как говорил этот зануда Руквуд, путь магии есть познание. Этим мы и займемся, а начнем с чешского пива и девушек. Если верить Долохову они хороши, — младший Лестрейндж почувствовал, как на плечо опустилась тяжелая ладонь брата. Он ощущал ее тепло даже сквозь куртку и это тепло приносило успокоение.

…Изнутри самолет оказался точно таким же, как он видел по телевизору, только просторнее, чем он ожидал. Ему досталось место рядом с иллюминатором, которое, не раздумывая, уступила ему Маришка, севшая ближе к проходу. Рудольфус оказался в соседнем ряду, немного дальше. Публика с ними летала разная: несколько женщин с детьми, группа молоденьких смешливых девушек, суровый джентльмен в начищенных до блеска ботинках и с усами, позавидовать которым, пожалуй, мог и Слагхорн.

Меж рядов порхали удивительно милые и приветливые стюардессы, очаровавшие Рабастана теплотой улыбок и длинной своих идеальных ног. Девушки в форме всегда ему нравились, даже в аврорской, и он никогда не отказывал себе в этой маленькой слабости, как и в последующем Обливиэйте.

А потом он почувствовал вибрацию — казалось, весь самолет мелко дрожит. Рабастан поспешил пристегнуть ремень, как было показано в инструкции и получив одобрительную улыбку от одной из длинноногих красавиц, замер в ожидании взлета. Самолет разогнался и серебристой стрелою взмыл вверх.

Рабастан выглянул в иллюминатор и восхищённо вздохнул: земля удалялась все дальше, поля и леса превратились в зеленое лоскутное одеяло, а когда самолет поднялся над облаками, он впервые увидел солнце так близко. Сияющее и ослепительно яркое в ультрамариновом небе, дарившее надежду на светлое будущее, надежду которую он давно потерял среди мрачных тюремных стен, сочащихся влагой.